.
"Истина так нежна..." - СЦБИСТ - железнодорожный форум, блоги, фотогалерея, социальная сеть
СЦБИСТ - железнодорожный форум, блоги, фотогалерея, социальная сеть СЦБИСТ - железнодорожный форум, блоги, фотогалерея, социальная сеть
Вернуться   СЦБИСТ - железнодорожный форум, блоги, фотогалерея, социальная сеть > Дневники > Admin

Закладки Дневники Поддержка Сообщество Комментарии к фото Сообщения за день
Оценить эту запись

"Истина так нежна..."

Запись от Admin размещена 28.08.2013 в 21:28

"Истина так нежна..."


На пороге XXI века: Интервью с ленинградскими академиками

Она говорит: «Сложнее мозга ничего нет».

И вот уже почти три десятилетия не перестает удивлять ученый и весь остальной мир новыми, полезными, интригующими сведениями о мозге. Она отвечает на вопросы, которые не дают человечеству покоя с древних времен. Как работает мозг? Что такое мышление? Где в мозгу находятся места, отвечающие за опознание слов и мышление? Что происходит в тех участках мозга, которые отвечают за психическую деятельность?

Что такое память и почему некоторые ее виды приносят нам вред? Как выглядят эмоции в мозгу? Сегодня она пытается понять, как мозг в каждодневной жизни решает мыслительные задачи.

Она говорит: «Раньше я заканчивала свои работы словами о том, что мы находимся у подножия вершины и сделали только первые шаги в области изучения механизмов мозга. Сегодня я уверена: проложен путь к вершине. И, пожалуй, мы доказали, что этот путь преодолим...»

Она рисковала бы показаться опасно уверенной, если бы не это слово «пожалуй». Думается, будь ее современником великий Паскаль, именно ее работам адресовал бы он свои размышления о научном творчестве. Вот одно из них: «...Истина так нежна, что чуть только отступил от нее, впадаешь в заблуждение, но и заблуждение это так тонко, что стоит только немного отклониться от него, и оказываешься в истине».

Наталья Петровна Бехтерева, директор Научно-исследовательского института экспериментальной медицины, академик Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР — наш собеседник.

— Мозг — это Вселенная в черепной коробке. Миллиарды и миллиарды нервных клеток. Многие пытались назвать более точное число. Но сделать это невозможно. А кроме того, у каждого нейрона несколько тысяч контактов, и в сумме все связи мозга выражаются астрономической цифрой. По сути она означает число степеней свободы выполнять разнообразные действия. Но даже самые гениальные люди, вероятно, не могут использовать все возможности мозга...

Добавьте к этому способность мозга компенсировать свои потери. Организация мозга не схожа с организацией тех учреждений, где каждый отдел занят лишь своей узкой работой. Вспомните, Луи Пастер сделал великие открытия в то время, когда у него оставалось лишь одно полушарие мозга. Я знаю многих людей, которые были подвергнуты сложной операции мозга по поводу опухоли, причем иногда неоднократно, но долгие годы оставались работоспособными: некоторые опубликовали свои произведения...

Мозг способен компенсировать потери, используя свои резервы. Это единственный орган в человеческом организме, наделенный практически неограниченным запасом возможностей. Когда-нибудь специалисты в области эволюции разгадают эту загадку...

Надо, однако, не забывать, что мозг — это не сборник головоломок, которые можно разгадывать одну за другой. Чтобы понять, как он работает, нужен комплексный подход, точнее, комплексный метод исследований. И он был разработан в нашем институте.

Мы не считали это ни открытием, ни изобретением. Объединили самые различные методы исследований в комплекс. Но дальше комплексный метод начал жить своей собственной жизнью. Он представляет собой регистрацию всех на сегодня возможных физиологических показателей жизнедеятельности мозга: в покое, прн изменениях физиологического состояния, при фармакологических пробах, при функциональных тестах, включая психологические и эмоциогенные тесты, при электрических воздействиях на мозг. И все это при постоянном контроле специалистов за состоянием мозга и организма.

— Но природа прочно скрыла от нас мозг. Как можно получать информацию о нем? На каком языке с ним можно разговаривать?

— С поверхности кожи черепа регистрируются сверх-медленные процессы, электроэнцефалограмма, так называемое выявление потенциала. А из глубины мозга с помощью вживленных на определенный срок золотых электродов регистрируются дополнительно обменные показатели, импульсная активность нейронов, кровоток и ряд других процессов.

В зависимости от задач выбираются такие субкомплексы, которые позволяют «подсмотреть», на каком языке наиболее целесообразно в данном случае «выспрашивать» мозг. Все зависит от задачи. Задача формирует субкомплекс.

Дело в том, что мозг на некоторые темы наиболее «внятно» говорит лишь на каком-то определенном языке. Например, если необходимо узнать состояние мозга, то можно записать электроэнцефалограмму, нейронную активность, обменные показатели. Все это потом надо расшифровать, чтобы получить количественную оценку состояния мозга. А расшифровка бывает довольно сложной.

Но есть другой способ — записать сверхмедленные физиологические процессы. Это позволит далее без трудоемкой обработки в количественном выражении, в пространстве мозга по началу и динамике развития изменений, по времени, по интенсивности охарактеризовать состояние мозга и его различных зон, в том числе и при развитии эмоциональных реакций и состояний.

Таким образом удается выбрать адекватные показатели для ответа на самые различные вопросы.

Но если мы хотим узнать, что же делается в какой-то зоне мозга, которая активна в данной ситуации в микроинтервалы времени в процессе мышления, то, наверное, лучшего показателя, чем импульсная активность нервных клеток, нам не найти.

Если же надо узнать, где находится эпилептогенный очаг, то лучше вернуться к «старушке» электроэнцефалограмме, которая, как и в 30-е годы, лучше всех других показателей подсказывает место очага эпилептогенеза.

Есть также способ выспрашивать с помощью электрической стимуляции. Это точечное раздражение мозга с регистрацией различных форм ответов.

Но этот способ, как и остальные, пригоден с некоторыми ограничениями. Дело в том, что повторная электрическая стимуляция меняет свойства мозга. И удивляться этому особенно не приходится. Мы и стремимся к тому, чтобы изменить состояние мозга в нужном нам направлении при лечебной стимуляции. Однако данные эти в физиологическом плане уже имеют другую ценность. Нельзя сказать, что они теряют ценность. Их просто надо оценивать с поправкой на изменение мозга, при этом, в частности, может изменяться мозговая «география». Может оказаться, что в мозгу «оживут» определенные зоны, которые в течение индивидуального развития утратили свои свойства как звенья какой-то мозговой системы.

Электрическая стимуляция позволяет иногда как бы вернуться к ранним этапам индивидуального развития.

— Вы первая из ученых в нашей стране стали применять метод долгосрочного вживления в мозг золотых электродов. Как это произошло? Вам не было страшно?

— Впервые я увидела больных с вживленными электродами за рубежом. Потом мне попалась статья о том, что этим методом исследуется мозг волонтеров. Я сочла это просто варварством...

Потом в Англии я увидела применение этого метода в лечении двигательных и психических расстройств. Постепенно поняла, что этот метод надо применять, потому что это надо самим больным...

Первая наша операция была удивительно удачной. Больной было 36 лет. И мне — столько же. Но рядом со мной (не потому, что я себе льщу) она казалась старухой. Девять лет до нашей встречи она была глубоким инвалидом. Мы решили в данном случае применить новый метод, потому что все другие известные методы ей не помогли.

Вживили электроды. Начали стимулировать слабыми токами различные зоны мозга. В то время мы еще не применяли стереотаксис — строго расчетное введение электродов в мозг — и потому оказались в структурах, которые имели отношение и к двигательной, и к эндокринной сфере. Оказалось, что электрической стимуляцией мы попутно нормализовали и эндокринные функции организма... Из института ушла другая женщина. Она помолодела. Вскоре вышла замуж.

Было ли нам страшно, когда она лежала на столе? Было. Но мы знали, что больной нужна такая операция. Вот и все.

Но если бы нашей первой пациенткой оказалась другая — та, что была у нас потом третьей, мы, наверное, прекратили бы этим заниматься. На операционном столе она перестала дышать. К счастью, к этому времени мы не ввели еще ни одного электрода. Мы держали их в руке. Больной быстро возвратили дыхание. Узнав, что ей не ввели электроды, она очень расстроилась. Она верила в этот метод. Снова взяли на стол... И вновь остановилось Дыхание-

Больная выжила. Но электроды мы не ввели. А если бы ввели и она умерла, не только бы нас обвинили, мы бы и сами были уверены, что причиной смерти стали электроды. Ведь тогда еще не существовало методов объективного контроля. Был лишь субъективный контроль врача. Сейчас мы знаем: введение электродов — процедура минимально опасная при выполнении необходимых условий: выбора зоны, подхода к зоне...

Сегодня методика вживленных электродов успешно используется для диагностики и лечения в различных институтах и клиниках Москвы, Ленинграда, Сибири, Белоруссии, Грузии. Мы просто первыми у нас использовали ее, причем в оригинальном варианте: объединили ее со стереотаксисом. Для этого существовал отдельно расчетный способ введения в мозг какого-либо прибора и отдельно — метод вживленных электродов. За счет их количества не стремились к точности. Мы объединили эти два приема. И впервые в мире создали принципиально новый компьютерный стереотаксис. Этот способ и прибор были запатентованы и у нас, и в США.

— Каких этических принципов вы придерживаетесь как исследователь мозга?

— Принцип прост. Нельзя делать больному то, чего бы ты не сделал себе или очень близкому человеку. Ни одно спорное вмешательство не должно проводиться в интересах науки. Ни одному пациенту нельзя делать того, что сколько-нибудь спорно по своим последствиям для него, но будет полезно другим. Все должно делаться только в интересах больного. Не больных вообще, а данного конкретного больного.

— Но в его же интересах вы должны обладать опытом. Как в таких условиях накапливать этот опыт?

— Проблема, действительно, есть. Начнем вот с чего: все результаты, которые мы получаем, либо уникальны, либо подтверждают уникальное. Не в том смысле, что каждое последующее отличается от предыдущего, а в том, что ни на ком, кроме человека, таких данных получить нельзя. Человеческое мышление уникально. Даже ближайший наш «родственник» — обезьяна — в этом деле мало чем может помочь. В животном мире можно наблюдать самые интереснейшие вещи. Например, «подсмотреть», как кошка воспринимает слова или как другие животные реагируют на мужской и женский голоса, на различные человеческие лица. А вот данные о мышлении человека — уникальны по отношению ко всему животному миру. В отношении же одного человека к другому — многое воспроизводимо, но не все. В этой индивидуальности мозга его сложность и красота.

Вот почему накопление научного опыта должно идти за счет совершенствования организации исследований, унификации тестов, тщательной обработки материалов.

Только так можно получать сопоставимые материалы. И надо сразу готовиться к тому, что сравнимой будет лишь их часть. Даже у одного и того же человека нельзя через сутки получить полностью сравнимые данные. Совсем как в изречении о том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку...

— Мы инстинктивно оберегаем себя от электрического удара и влияния электричества на организм. Почему же мозгу оно не вредит?

— Не вредит, если дозируется специалистом. В этом случае слово «вредит» можно заменить словами «разрушает в интересах больного». Дело в том, что мозг, как и весь организм человека, это электрическая система, химическая лаборатория. Поэтому импульсы, которые мы посылаем к нему по электродам, он не считает для себя чужими.

— Может ли стимуляция мозга различными средствами добавить что-либо мозгу?

— Добавить что-либо такое, чего в нем никогда не было, ни тогда, когда человек был маленьким, ни тогда, когда он еще не родился, электростимуляция не может. Но она способна настолько изменить состояние больного, что покажется, будто какие-то изменения произошли.

Мы, как и все, начали применять электрическую стимуляцию в целях диагностики для того, чтобы подсмотреть функциональный спектр той зоны мозга, которую мы предполагали разрушить в интересах больного. Это нужно потому, что в мозгу очень многие зоны имеют отношение не к одной, а ко многим функциям. А мы хотим не только помочь, но и не повредить. Однажды мы заметили, что после диагностической стимуляции у больного возникает положительный эффект — снижается напряжение мышц, и что этот эффект наблюдается не только в лаборатории, но и в палате. Повторили несколько раз стимуляцию той же точки. Положительный эффект закрепился. Тогда мы подумали, что можно лечить электрической стимуляцией. Первые наши публикации по этим вопросам появились в 1972 году.

Электрическая стимуляция может изменить общий режим работы мозга, проявление болезни. Словом, сделать то, чего больной ждет. Она способна перестроить мозг таким образом, что он начинает извлекать свои скрытые резервы, которые хранятся в нем за «заборами памяти». Не удивляйтесь этому термину. В течение жизни мозг постоянно освобождает свои территории, которые затем использует для мышления, и сводит к минимуму территории, которые отвечают за стереотипную деятельность. В конце концов это фиксируется в памяти. Для нормальной жизни это положительный эффект. Он, например, позволяет нам ходить, не думая о том, как это делается. Но когда человек заболевает и у него нарушается, например, та же двигательная сфера, приходится вызывать из-за «забора памяти» резервы мозга. Сами они не вызываются. Мы помогаем этому процессу электрической стимуляцией. Накапливая и анализируя данные о больном, мы сформулировали теорию устойчивого патологического состояния. Оно фиксируется соответствующей матрицей в памяти и может быть преодолено при общей перестройке работы мозга с помощью электрической стимуляции.

Электростимуляция многое меняет в режиме работы мозга разных больных и, в частности, больных эпилепсией. Эпилепсия — сложное заболевание. Оно нередко разрушает эмоциональную и психическую сферы. И тогда, чтобы преодолеть эти наслоения, мы стимулируем зоны, которые вызывают положительные эмоции. Одна из наших больных была постоянно недовольна соседями по палате. Ее перевели в другую палату, в третью — все повторялось. И так как у нее были действительно тяжелые расстройства, она могла решать свои проблемы не только с помощью слов. У этой больной после удаления эпилептогенного очага нам удалось с помощью электрической стимуляции подавить вспышки гнева...

Мы наблюдаем, что в подобных случаях мозг как бы преображается. Нового в нем ничего не появляется. Но в нем оживает то, что было угнетено. Многие зоны, которые не проявлялись как эмоциогенные, становятся такими. Человек начинает жить положительными эмоциями, видеть жизнь не в черном цвете. Вы можете спросить, бывают ли больные, которые все видят только в розовом цвете? Бывают. При обследовании оказывается, что у них нередко поражены лобные доли. Лечение здесь может быть только хирургическим.

— Может ли электростимуляция повлиять на личность? Изменить социальный опыт больного?

— Агрессивную личность, измененную болезнью, может. А здоровых людей таким образом никто не стимулирует. Стимуляция меняет не социальный опыт, а отношение к окружающему.

— А можно ли интенсифицировать мозг? Например, заставить его быстрее запоминать иностранные языки, быстрее реагировать на экстремальные ситуации?

— Это коварный вопрос. И на него нередко отвечают неспециалисты. Он многих интересует. Поэтому я отвечу.

Все зависит от конкретного больного. Если бы мы столкнулись с тем, что после болезни, например эпилепсии, мышление затруднено или замедлено, то мы бы попытались скорректировать ситуацию. Но интенсифицировать мышление нормального здорового человека, чтобы сделать из него гения? Тут мы пока против. Дело не только в нравственных мотивах. Мы еще не знаем, как дорого человек и его мозг заплатят за это.

В течение миллионов лет человек адаптировался к тому ритму, в котором живет сейчас. Есть, конечно, феномены. Например, имеются люди, которые считают настолько быстро, что им не нужна ЭВМ. Но так как она есть, то никому не нужны подобные способности. Таких людей неоднократно исследовали. Известно, что эти люди устают за полчаса так, как если бы они тяжело работали сутки. По-видимому, их мозг во время счета полностью или частично переходит на другой режим работы.

Такое возможно. Мы сами находили точки, при электростимуляции которых больной начинал убыстрять счет, не сознавая этого. В мозгу есть зоны, которые при электростимуляции могут ускорить различные процессы. Но пока эти явления мало изучены, мы полагаем, что интенсифицировать мышление надо «извне». Нужно создать, например, положительную эмоциональную ситуацию. Водь различные способы ускоренного изучения иностранных языков и есть, по сути не что иное, как создание эмоционально положительной ситуации или снятие отрицательных эмоций.

Я считаю, что для тех, кто находится на ответственной работе, отвечает за жизнь людей (летчики, хирурги, машинисты поездов), для них лучшая стимуляция — это хороший режим труда и отдыха.

И еще важна постоянная тренировка. Она позволяет автоматически делать то, что стереотипно, и оставляет в мозгу место для решения тех проблем, которые нельзя решать автоматически. Пианист играет по шесть часов в день, чтобы техника игры не занимала его внимание, чтобы можно было сосредоточиться на нюансах, чувствах, настроениях.

Наконец, очень важен профессиональный отбор. Я считаю, что его нужно проводить с учетом физиологических критериев состояния организма в период деятельности. Сейчас у нас есть такие способы контроля. Профессиональный отбор с использованием физиологических критериев чрезвычайно важен. Ведь не выпустят на оперную сцену безголосого певца. И нельзя допускать к полету летчика, если по своим физиологическим данным он с трудом принимает быстрые решения...

Что было удивительно красиво в Гагарине? Его «Поехали!» и то, что, как рассказывают, он крепко спал перед полетом. Это такой тип нервной системы. Человек впервые отправляется в космос с настроением обязательно вернуться.

Что же касается положительных и отрицательных эмоций, то ведь от них не уйдешь. И летчики не застрахованы от неприятностей домашних или служебных, и космонавты, и хирурги... Но, как правило, человек здоровый и сильный способен себя контролировать. В важной рабочей ситуации он сумеет полностью отвлечься от того, что ему мешает. Помните: «Учитесь властвовать собою...»

— Теперь о мозге и слове. Какая же все-таки между ними связь?

— Такой вопрос много лет назад стоял перед нами не как научное экспериментальное задание, а как задача контроля. Позже она стала самостоятельной задачей, в которой весь центр тяжести исследований был перенесен на анализ. Это никак не вредило больному. Здесь были соблюдены все этические нормы.

Анализ этот проводился с помощью электронно-вычислительной техники — на малых лабораторных компьютерах и больших вычислительных машинах. Итак, больному предлагается психологический тест. Он может быть разным. Например, на обобщение каких-то слов, имеющих смысловую близость. Стол, стул, шкаф — мебель. Тюльпан, роза, гвоздика — цветы. И так далее. Может быть и другой тест: на сравнение двух цифр по величине, на сопоставление букв при повторении одной из них. Это могут быть зрительные предъявления знакомых и незнакомых фигур, опознаваемых и неопознаваемых предметов с приблизительно одинаковыми физическими ха-пактеристиками. Для чего это все делается? Для того, чтобы исследовать, отражается ли в мозгу, в перестройках импульсной активности нейронов не только физическая, но и смысловая характеристика стимула. Для того, чтобы разделить эти две характеристики.

Представьте себе два рисунка. Один — елочка. Другой — такое же количество штрихов, но вычерчивают они не елочку, а что-то неописуемое. В обоих случаях физическая сторона изображения одинакова. В какой-то зоне мозга мы видим реакцию на физические свойства стимула. Она наглядно проявляется быстро наступающим изменением частоты разрядов нейронов. Частота быстро нарастает, а потом падает. Дальше в той же зоне мозга или в другой появляется или не появляется реакция, которая связана с опознанием. Она отсутствует, если стимул незнаком, и присутствует, если знаком. Это более медленно развивающаяся реакция. Но так и должно быть. Сначала мозг обязан уловить что-то, а потом ответить на вопрос: «Что?» В других случаях мы видим: большое количество зон мозга занято подготовкой речевого ответа. Но в мозгу, в самых различных его участках, в коре и в подкорке, есть зоны, которые к речевому ответу имеют меньшее отношение, или не имеют вообще, или это не самое главное их дело. Они заняты собственно мыслительной операцией и активизируются тогда, когда происходит решение какого-то вопроса.

Первый этап исследований был, что называется, пристрелочным. Мы считали важным выяснить для себя принципиальную проходимость пути. Надо было понять, есть ли что-либо в импульсной активности нервных клеток, что имеет отношение к смыслу. И мы получили интересный результат — возможность выделять из текущей импульсной активности нервных клеток соотносимую со словом, эталонную последовательность разрядов, заложить ее в машину и дальше, пропуская через ЭВМ целый поток импульсной активности, как бы вылавливать реакцию на слово. Мы получили возможность по соотношениям импульсной активности нервных клеток в соседних и далеко расположенных структурах мозга предсказывать результат решения. И даже расшифровывать, какими примерно словами человек описывает какой-то слайд, какую-то предъявленную ему картинку...

Так все начиналось. Сейчас мы имеем уже много ценного и интересного материала по расшифровке кода восприятия, опознания, мышления. Эти данные проверены и доказаны уже методами статистического анализа.

Возьмем другой аспект. Например, изменчивость в активности мозга, которая является одним из механизмов его информационной емкости. Она доставила нам немало хлопот. Так, мы, например, получили при многократном проведении проб надежные данные об отражении физических и смысловых характеристик слов, фаз мыслительной деятельности в изменении импульсной активности нейронов. Вероятность ошибки была меньше 0,01—0,05. Надежные, великолепные данные. Но вот вдруг оказывается, что в некоторых зонах мозга они меняются день ото дня, в разные часы дня и даже по ходу одной и той же пробы.

Надо сказать, что для нас это не было особенно удивительным. Дело в том, что еще раньше, когда мы отвечали на вопрос, где расположены звенья систем, отвечающих за мышление, мы сформулировали гипотезу, которая потом стала теорией. Суть ее в том, что мозг обеспечивает психическую деятельность, мыслительный процесс с помощью структурно-функциональной системы со звеньями различной степени жесткости. Звеньями жесткими, постоянно участвующими в работе (была бы только эта работа!), и звеньями гибкими. Эти вторые включаются или не включаются в зависимости от изменений внешних условий или внутренних условий жизнедеятельности организма.

И вот теперь мы снова встретились с этими гибкими звеньями. Дело оказалось в том, что на этом этапе работы мы шли не тем путем, по которому идет, работает мозг взрослого человека. Мы говорили с ним так, как говорят с ребенком: «Вот игрушка, вот игрушка...» Никто не говорит взрослому: «Это книга, это книга...» Мозг взрослого человека сразу опознает то, что ему предъявляется. Как правило. Даже при очень большой сложности предмета. И если человек опознал предмет, он не станет переспрашивать: «Что это?».

— А если предъявить что-то совсем незнакомое?

— Если, например, ему показать марсианина, он спросит у вас и у себя: «Кто это?» — и, может быть, сразу признается, что ничего подобного не видел. Но все это произойдет с одного предъявления. Ему не надо будет бесконечное количество раз показывать картинку с марсианином. Вероятнее всего, что при встрече с новым или совершенно новым в мозгу включаются для опознания и гибкие и жесткие звенья. При деятельности стереотипной первые обычно выключаются...

Так вот, когда мы получили надежные данные, теперь, когда мы знаем, что в мозгу действительно в импульсной активности нервных клеток отражаются смысловые характеристики слов и мыслительной деятельности, мы перешли к следующему этапу исследований.

Мы обнаружили ряд независимых клеточных перестроек, которые как бы взаимно дополняют друг друга. Например, перестройка частоты, перестройка структуры импульсного потока, перестройка взаимодействия между звеньями мозговых систем — все это дополняющие друг друга механизмы, когда идет опознание предмета или слова, решение проблемы, когда идет мыслительный процесс. Особенно пристально изучается взаимодействие зон, организация мозга. Мы стремимся создать ситуацию, при которой это взаимодействие можно изучать в условиях, максимально приближенных к реальным и в то же время — в достаточно длинном промежутке времени.

Один из физиков, с которым я работаю над расшифровкой кода мыслительной деятельности, предложил проводить эксперимент так. Во время теста человек должен считать на слайде колечки с определенной направленностью отверстия. Это довольно монотонная работа, но она ограничена определенным временем. За это время можно «подсмотреть», при каких соотношениях различных зон мозга он обеспечивает данную работу. Дальше эта монотонная картинка сменяется рисунком Бидструпа. Естественно, человек полностью отключается от предыдущей работы. Затем идет поиск замкнутого кольца, которого, кстати, может и не быть на картинке. То есть физически сохраняется слайд с частично незамкнутыми и замкнутыми кольцами, а мыслительная деятельность — другая. Она длится несколько секунд. Несколько секунд — это очень много, за это время можно получить огромный материал о том, как соотносятся между собой звенья мозговой системы...

Думаю, что когда будут накоплены более подробные сведения обо всех этих процессах и выявлено больше типовых закономерностей, эта работа окажется особенно полезной для психиатров. Ведь им очень важно знать, как мыслит мозг, у которого нет нарушений. Такая информация для них — это точка отсчета...

— Какие науки участвуют сегодня в изучении мозга?

— Уже давно стало естественным участие математики и физики. Для расшифровки мозгового кода слов, например, нам потребовалось создать специальный технико-математический комплекс, использовать новейшую аналоговую и цифровую вычислительную технику.

Принято говорить о стыке наук. В этом процессе есть интересные новости. Еще совсем недавно шла стыковка наук, формально далеко стоящих друг от друга. Например, физиологии и математики, физики. Сегодня идет стыковка наук, которые раньше были одной наукой. Например, физиология и биохимия. А потом — разошлись. Сейчас, не во всех, конечно, случаях, идет расшифровка физиологических явлений на языке биохимии. Идет стыковка молекулярной биологии и физиологии. Приведу пример. Нам надо понять, за счет чего стабилизируется эффект лечебной электростимуляции. Мы несколько секунд подаем ток, и в течение этого времени в мозгу происходит что-то такое, что поддается пониманию только на молекулярно-биологическом уровне...

Словом, союз различных научных направлений, различных наук дает возможность развивать новые, более важные направления в исследовании мозга.

— Не могли бы вы назвать их? Какие из них наиболее перспективны?

— Их много, но назову сейчас четыре. Первое, безусловно, перспективное — мозговая организация мышления, нейронная организация мыслительных процессов. Все это — абсолютно приоритетные исследования. Сегодня их ведут ленинградские ученые, в частности -— сотрудники отдела нейрофизиологии человека нашего Института экспериментальной медицины.

Сегодня эти исследования широко практикуются и в США. Группа же советских специалистов вышла на тончайшие исследования — как в импульсной активности нейронов отражаются смысловые характеристики деятельности. Ведь нехитро определить, как человек реагирует на звук или какова реакция на мыслительную деятельность. А вот найти ответ на вопрос, как отражается смысл деятельности в перестройках нейронной активности?! Это очень серьезная задача.

— Найдет ли эта фундаментальная работа применение в практической медицине?

— Безусловно. И не только в медицине. Возможны практические выходы в кибернетику, физиологию труда... Проблема и результаты ее исследования так широки, что едва ли вообще можно до конца предвидеть сегодня их перспективы. Это задачи уже XXI века.

— Но продолжим. Второе направление — это...

— ...Стереотаксическая неврология. Это направление исследований тоже приоритетно и предложено сотрудниками отдела нейрофизиологии человека Института экспериментальной медицины. Что оно означает? Это описание функциональных свойств не только какого-то анатомического ядра, но и различных участков этого ядра.

Из этого направления выросло другое — артифици-альные функциональные стабильные связи. Скажем, одна точка мозга при стимуляции дает хороший эффект. Но все время стимулировать одну и ту же точку не хочется, чтобы не повредить ее. Нужно иметь две-три точки и чередовать воздействие. И вот оказалось, что при стимуляции активной и нейтральной точек развиваются стабильные связи между ними. Вторая, ранее нейтральная, становится такой же активной, как и первая. Показано, что можно активизировать точки для лечения, и не только в том же полушарии, но и в другом. То есть перекинуть функциональные «мостики» между зонами обоих полушарий. Это используется в лечении.

Мы исследуем эмоции изнутри мозга. Один крупный испанский ученый, занимающийся этой же проблемой, заявил, что он может показать, как выглядят эмоции изнутри мозга. Он наблюдал эмоциональные эффекты при электрической стимуляции. Но это были все-таки не эмоции «изнутри мозга». Дело в том, что хотя ток и проходил внутри мозга, эмоции наблюдались в связи с внешним воздействием. Мы выбрали адекватные показатели, в частности — сверхмедленные электрические процессы, и начали следить, как развивались эмоции без вмешательства в эмоциональную сферу. И вот, действительно, удалось создать очень интересное новое направление изучения эмоций изнутри мозга с помощью сверхмедленных процессов, когда оказалось возможным количественно описать возникающие при эмоциях мозговые сдвиги по интенсивности, продолжительности, по точке начала изменения и распределению этих изменений в мозгу. Но если первое направление абсолютно приоритетно, то в данном случае можно сказать так: эмоции исследовались ранее методом электрической стимуляции, но она изменяла мозг, и потому данные получались менее тонкие и менее точные. Изучение эмоций с помощью сверхмедленных процессов — это, действительно, приоритетная ветвь направления.

Следующее направление — исследование состояний мозга при работе, адаптации, при утомлении, при самых различных болезненных и физиологических состояниях. Этому посвящена огромная литература. У нас эти исследования проводились на новом методическом уровне с использованием сверхмедленных физиологических процессов и всех показателей жизнедеятельности организма тоже. Что здесь интересного? А то, что в результате очень тонкого исследования больных со вживленными электродами и без вживленных электродов, но с длительными исследованиями, в конце концов удалось разработать скоростные приемы, которые вошли в жизнь — в производство, в медицинскую практику. Возможно, попадут в педагогику. Это экспресс-диагностика состояния организма.

Изучение состояний показало, что сверхмедленные процессы — это, вероятно, какой-то универсальный механизм поддержания состояния и в то же время показатель состояния не только мозга, но и различных органов и систем.

Еще о практике. Лечебная стимуляция мозга. О ней уже говорилось. Оказалось, что при стимуляции зрительного нерва она способствовала восстановлению зрения даже иногда и в тех случаях, когда диагноз звучал как приговор — атрофия зрительного нерва.

При каждой электрической стимуляции зрение скачкообразно улучшалось. Эффект усиливали ритмичными световыми вспышками. Что особенно ценно — этот эффект был стойким. Сегодня специалисты работают над усовершенствованием метода и над применением стимуляции при других болезнях нервной системы.

— Какое условие вы считаете главным для успешной работы при изучении мозга?

— Условий много. В частности, необходимо иметь творческий, квалифицированный коллектив энтузиастов. Но создать такой коллектив не очень просто. Я всегда старалась подбирать как можно больше способных учеников. Мне всегда были нужны не столько способные руки, сколько умные головы. Не для того, чтобы они думали за меня, нет! Это нужно, чтобы мне самой приходилось лучше и активнее думать. Ведь соперничество с самим собой не только утомительно, но и опасно...

Сотрудничество с советскими и зарубежными коллегами — тоже чрезвычайно важное условие. Но и оно должно быть избирательным. Думаю, лучше всего сотрудничать с теми, кто постоянно и быстро идет вперед.

— Могли бы вы охарактеризовать состояние мозга людей, которые занимаются пропагандой ядерной войны?

— Никто из них не был моим пациентом. Лица некоторых из них я иногда вижу по телевидению. Но врачу

о многом говорит уже тот факт, что кое-кто из них занимает позицию вседозволенности, позицию сверхчеловека. Это верный признак состояния, которое в медицине принято оценивать как патологическое.

Пропагандируя войну, эти люди уже наносят вред нервному и психическому здоровью огромной части человечества. Исследования показывают, что к факторам, которые активно влияют на мозг, относятся эмоции. Радость, положительные эмоции способны оживить усталый мозг, вызвать озарение и творческий порыв. И наоборот, страх, безысходность, отрицательные эмоции способны привести к депрессии, к притуплению возможностей мозга.

Никто в наше время не может надолго отрешиться от информации о возможности ядерной войны. Эта информация преследует всех. В такой атмосфере некоторые люди живут с тревогой в душе. От чрезмерных эмоций такого рода мозг защищается. Действует как бы автоматический тормозной контроль. Но если эта защита недостаточна, мозг заболевает. Появляется одно из самых распространенных заболеваний нашего времени — неврозы. А порой и более тяжелые психические заболевания.

Другие люди живут так, как будто ничего не происходит. Но чрезмерная защита мозга тоже не безвредна. Она приводит к эмоциональному отупению. Чрезмерную защиту вызывают и лекарства-успокоители, которые весьма распространены на Западе. Многие молодые люди, не видавшие настоящей войны, глотают их килограммами. Так пытаются подменить разум верой в то, во что верить смертельно опасно,— в возможность ограниченной ядерной войны.

Есть еще третья категория — это активные борцы за мир. Я бы хотела особенно подчеркнуть деятельность врачей, возглавляемых академиком Е. И. Чазовым и доктором Дауном (США). Они удостоены Нобелевской премии.

Я убеждена, что новое столетие принесет человечеству избавление от отрицательных эмоций, связанных с опасениями ядерной катастрофы. Не сомневаюсь, что ученые, особенно советские ученые, сделают для этого все, что в их силах. К этому зовет человечество голос разума — голос здорового, нормального мозга...
* * *

Однажды юный студент задал своему преподавателю вопрос, который тот, по его словам, вспоминал всю жизнь: «Больной мозг, здоровый мозг... Ваши теории, профессор, интересны. Но скажите, неужели вы сами верите, что мозг человека можно изучить до конца, что когда-нибудь он будет понятен как, например, палец?»

Первая ирония на этот юношеский максимализм с годами переросла в благодарность. Давно исчезнувший из поля зрения профессора студент вдруг оказался для него почти учителем. «Нельзя до конца понять весь мир, — мысленно отвечал ему и себе профессор, — а в бесконечности тайн мозга есть источник вдохновения...»

В излюбленной формулировке Бехтеревой эта же мысль звучит чуть иначе: в постоянной изменчивости мозга — его красота...

Я не стала спрашивать Наталью Петровну о том, верит ли она, что в избранной ею теме есть конец. Потому что, помните, она предупредила такой вопрос: «Сегодня я уверена: проложен путь к вершине. И пожалуй, мы доказали, что этот путь преодолим...»

Пусть соглашаются или не соглашаются с нею специалисты. На долю же всех остальных выпадает благодарность за надежду и благодарность за профессиональную стойкость. Не все, изучающие мозг в разных странах света, оказались сильны этим качеством. Был случай, когда, занявшись изучением больного мозга, а именно — раздвоением личности, расщеплением сознания всего лишь на уровне химии, ученый заметил, что его самого стали посещать призраки, и он стремится говорить с ними как с реальными людьми. Был случай, когда ученый, отдав изучению мозга не один десяток лет, сменил профессию.

Профессиональная да и человеческая стойкость здесь нужны еще и потому, что бесконечность тайн мозга, как и бесконечность тайн Галактики, рождает множество других гипотез и теорий. Узнав о них, надо уметь пережить поражение или одержать победу.

Недавно, например, физики заявили, что ключ к разгадке человеческого сознания таится в законах квантовой механики. Они продемонстрировали, как два объекта микромира — два фотона, подчиняясь законам квантовой механики, могут без сигналов взаимодействовать на расстоянии.

А раз так, то почему бы не подумать о новой модели сознания? О том, что за пределами нашего «эго» существует единое^ разделенное на всех нас единое сознание. Что, может быть, скандальная телепатия не что иное, как нелокальное взаимодействие* микроуровней мозга различных людей?

Но вот это уже, действительно, XXI век. Может быть, его-ученым так повезет, что мозг будет понятен им, как палец, а истина в их руках перестанет быть нежной...

Беседу вела Нелли Ямпольская
Размещено в Без категории
Просмотров 340 Комментарии 0
Всего комментариев 0

Комментарии

 

Часовой пояс GMT +3, время: 09:42.

Рейтинг@Mail.ru СЦБ на железнодорожном транспорте Справочник 
сцбист.ру сцбист.рф

СЦБИСТ (ранее назывался: Форум СЦБистов - Railway Automation Forum) - крупнейший сайт работников локомотивного хозяйства, движенцев, эсцебистов, путейцев, контактников, вагонников, связистов, проводников, работников ЦФТО, ИВЦ железных дорог, дистанций погрузочно-разгрузочных работ и других железнодорожников.
Связь с администрацией сайта: admin@scbist.com
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34