До последней минуты. Награда за храбрость. Отцовская шинель. Мальчишечий командир. Мстить, МСТИТЬ, МСТИТЬ... Солдаты не стонут. Сашка, разведчик отважный... Служили два брата. Трижды славен солдат.

От тебя зависит...

22 июня 1941 г. Теплое солнечное воскресенье. Окончилось утреннее представление, и мы с друзьями веселой гурьбой высыпали из цирка. Видим — у ре-продукторов стоят толпы людей. Лица у всех серьезные, сосредоточенные, женщины вытирают слезы. И тут из репродуктора: «Говорит Москва. Сегодня на рассвете в 4 часа утра гитлеровская Германия вероломно напала на Советский Союз...»
24 июня фашисты совершили массированный налет на Минск. Город запылал. От бомб гибли женщины, дети.
В этот день кончилось мое детство.
Поезд, которым я ехала в эвакуацию, за Борисовом разбомбили. Взрывной волной меня выбросило на железнодорожное полотно.
В деревне Панское, что в трех километрах от стан-ции Крупки, жили мои родственники. Здесь я увидела фашистов, насмотрелась на их зверства.
Очень тяжело было встречать колонны измученных, голодных военнопленных. Конвоиры не подпускали к ним никого, отгоняли нагайками, угрожали оружием. Но мы все-таки умудрялись передавать бойцам еду. Помню, как молодой паренек взял у меня хлеб, огурцы и сказал: «Ничего, сестренка, это временный успех у фашиста, мы все равно победим! »
В октябре 1942 г. я стала партизанской связной. Выполняла разные задания: разведывала численность и вооружение гитлеровцев в гарнизоне Меле- шэво, распространяла листовки. Однажды пошла на задание в Минск и на рынке попала в облаву. А в ведерке у меня оставалось еще много булочек, начиненных листовками. По дороге в жандармерию я тайком съела оставшиеся булочки. Ох и трудно было пережевывать бумагу. Помню, как вытянулась физиономия у моего конвоира, когда на допросе я показала гитлеровцу пустое ведро. Немцы обругали полицейского, а меня отпустили. Фашистский прислужник в злобе схватил меня за воротник и, раскачав, швырнул к воротам.
В деревне Скворцы я жила на яеочной квартире партизан. Это было далеко не безопасно. Приходилось то и дело прятаться от карателей, уничтожавших партизанские семьи. В один из налетов я спасла трех маленьких детей партизана Петра Ивановича Карачуна. Немцы хотели взять их заложниками. Я второпях укутала детей в какую-то одеясду, посадила в санки и бегом пустилась в расположение партизанского отряда. Теперь эти взрослые люди зовут меня своей сестрой.
Кроме листовок я распространяла сводки Совин- формбюро, вела агитационную работу среди населения.
За мной началась слежка, и в конце 1943 г. коман-дование отряда приказало мне перебраться в лес.
В партизанском отряде «25 лет Октября» я позна-комилась с Маратом Казеем. Нельзя было не восхи-щаться его храбростью. Весь отряд горевал, когда Марат погиб.
У партизан жизнь суровая. Так же, как все, я стояла на посту внутри лагеря и на заставе, ходила взрывать мосты, участки железной дороги, линии связи. А еще была... артисткой. Как теплели лица партизан, когда в минуты затишья я пела или танцевала.
Бывало ли мне страшно? Бывало. Однажды я пошла с разведчиками на задание в деревню Хоромен- ские. Там нас ждала засада. Если бы не командир, я оказалась бы в лапах фашистов, но он успел подхватить меня на коня...
Натерпелась я страху и под Дзержинском. Нас было пятеро, а фашистов — не меньше пятидесяти. Они не сомневались, что сумеют захватить нас живьем. Мы думали иначе. Командир взвода подозвал меня:
— Беги, Зоя, к красноармейцам. От тебя, девочка, теперь все зависит...
Два километра бежала я, подгоняемая выстрелами. Это вели бой мои товарищи.
Помощь подоспела вовремя, фашисты были унич-тожены.
Наш партизанский отряд 10 раз вступал в открытые бои с оккупантами, подорвал 44 вражеских эшелона, не раз на длительное время выводил из строя железную дорогу Брест — Минск, уничтожил 86 автомашин, 78 мостов, а также более двух тысяч гитлеровцев. Кроме этого, постоянно велась агитацион- но-пропагандистская работа среди населения. Во всех этих делах есть и мой вклад. Пусть большого подвига я не совершила, но всегда была готова к нему.
Как мы радовались, когда наша бригада соеди-нилась с частями Красной Армии. Какой ечастли- вой я была, шагая в одном строю со своими боевыми товарищами на параде-шествии партизанских бригад в Минске.
Началась мирная жизнь. С комсомольским задором поднимали мы из руин родной Минск, украшали его зеленью. Не одно деревце посажено моими руками в парке, где стоит памятник Герою Советского Союза пионеру Марату Казею.
После войны училась, потом работала инженером на одном из заводов Минска, теперь на пенсии.
3. ВАСИЛЬЕВА

Мое участие в борьбе

Шло мое первое пионерское лето. Всем отрядом мы ходили в походы, проводили сборы, помогали взрослым работать в поле. С гордостью носили красные галстуки. И вдруг — война... За пионерский галстук фашисты сурово карали, и мама помогла нам с братом спрятать галстуки. Она зашила их в подкладку моей муфты.
В марте 1942 г. у нас поселился Николай Рач- ковекий — связной партизанского отряда имени Алек-сандра Матросова, мамин друг детства. С этого дня началась связь нашей семьи с партизанами. В дом приходили другие связные. Родители о чем-то подолгу беседовали с ними, а нас отправляли во двор — наблюдать. Потом дядя Коля или отец давали мне сверток и просили отнести в условленное место. Вы-полняла я и другие задания: доставала бумагу для партизанского штаба, проносила оружие и взрывчатку, собирала разведывательные сведения.
Сегодня я часто задумываюсь над тем, откуда у той юной Лиды бралась отвага для выполнения опасных заданий. Думаю, что сознание своего пионерского долга придавало мне смелости. Зимой я ходила на задания в муфте. Мне казалось, что это пионерские галстуки согревают меня, вселяют веру, что все будет хорошо.
Город Гродно был освобожден 16 июля 1944 г.
Какой это был удивительный день! По улицам шли войска армии-освободительницы, а вместе с ними и партизаны. Люди смеялись и плакали от счастья, дарили воинам цветы, благодарили их. Мы с братом достали наши галстуки. Брат прикрепил свой галстук к древку, и он развевался вместо флага над нашим домом. А я свой повязала и пошла бродить по городу.
В сентябре мы снова сели за парты.
В 1946 г. мне вручили награду Родины — медаль «Партизану Отечественной войны» I степени.
Я закончила Гродненское педучилище и Гроднен-ский пединститут им. Я. Купалы. И своим ученикам, и собственным сыну и дочери, когда они спрашивают у меня, в чем заключается счастье, я отвечаю: в мирном труде, в том, чтобы на планете всегда был мир, чтобы матери не провожали сыновей на кровавые войны, чтобы дети радовались яркому солнцу и никогда не увидели бы неба, черного от чужих самолетов. Ради этого счастья я, как могла, боролась с оккупантами. Мне помогал мой пионерский галстук.
Сейчас он хранится в зале Великой Отечественной войны Гродненского историко-археологического музея.
Л. ВАШКЕВИЧ

Братья Назаровы

Жора Бобровский с порога крикнул:
— На станции стоит санитарный поезд. Бежим туда!
Миша, Леня и Витя, братья Назаровы, побежали вслед за другом.
То, что увидели ребята, было страшно. Из вагонов выносили на носилках раненых. Слышались стоны. Некоторые раненые бредили, срывали с себя окровав-ленные бинты.
Мальчики притихли и молча провожали взглядами носилки. Сегодня они впервые почувствовали горячее дыхание войны, приближающейся к их родной Орше.
Вскоре ребята, что были постарше, начали вступать в истребительные группы по борьбе с диверсантами. Младшие помогали им.
Жора Бобровский и братья Назаровы целыми днями пропадали в лесу — искали шпионов. Однажды, возвращаясь домой, услышали нарастающий гул: на Оршу накатывалась волна фашистских бомбарди-ровщиков.
В густом ольшанике ребята залегли. И вдруг совсем рядом хлопнули выстрелы — в воздух пошли ракеты в направлении грузового парка.
Мальчики увидели невысокого горбатого человека. По сигналу Миши подползли к диверсанту. Все вместе навалились на него. Шпион был доставлен в железнодорожный отдел милиции.
Бои шли на подступах к Орше. Братьев Назаровых и Жору вызвали в горком комсомола. Объявили благодарность за пойманного диверсанта. А потом один из присутствующих, в форме военного, задал ребятам вопрос:
— Что собираетесь делать, если в город придет враг?
— Бить будем! — за всех ответил комсомолец Миша.
Этот ответ, по-видимому, понравился военному. Витю, как самого младшего, отправили домой. А со старшими беседа затянулась.
...С первых дней оккупации Назаровы связались с руководителем диверсионных работ на Оршанском железнодорожном узле Дмитрием Боханом и руково-дителем диверсионной группы Георгием Щербо. Собирали по их заданию оружие, разбрасывали и расклеивали листовки, подавали сигналы советским летчикам, прилетавшим бомбить железнодорожный узел.
Мать Назаровых, Ольга Степановна, долго при-сматривалась к сыновьям и сказала однажды:
— Я знаю, чем вы занимаетесь. Понимаю, так надо. Но как вы делаете свое дело?!
Она порылась под матрацем, где спали Леня и Витя, вынула пачку листовок. Покопалась за печкой — достала небрежно обвернутый тряпками наган.
— А в сарае вы «прячете» патроны так, что вчера
я споткнулась о них. Так можно погубить не только себя, меня, но и тех, кто доверил вам важное дело.
В словах матери была суровая правда: увлеченные первыми успехами, ребята забыли об осторожности.
...Эта встреча проходила на одной конспиративной квартире. Решали, как лучше отметить 24-ю годовщину Великого Октября. Зачитали листовку, привезенную из Смоленска. Миша Назаров принес с собой портрет В. И. Ленина.
— Предлагаю прикрепить к доске объявлений на привокзальной площади.
Витя предложил:
— А вокруг нужно вскопать землю. Пусть фашисты думают, что заминировано.
Утром сотни людей с радостью и надеждой всмат-ривались в дорогие черты вождя.
Потом было задание из подполья посложнее: подавать сигналы нашим самолетам в районе Гадо- вического леса, где раскинулись огромные склады гитлеровцев с военным имуществом и боеприпасами.
...На запасных путях Лепельского направления появился новый железнодорожный состав. На плат-форме стояли тяжелые зенитные орудия. Вся зона охранялась. Подпольщикам важно было узнать, что это за состав.
Однажды возле платформ появилась группа ребят во главе с Витей Назаровым. У каждого в руках было по несколько куриных яиц. Мальчики предлагали обменять их на сигареты и табак. Обмен и торговля сблизили «торгашей» и покупателей. Немцы угощали Витю и его друзей галетами, просили, чтобы они приносили яйца чаще. Витя выяснил, что состав находится на станции для отражения воздушных налетов на узел.
Но после того как по зениткам «прошлись» наши бомбардировщики, эшелон пришлось отправить на ремонт...
Потом были новые задания. Юные подпольщики справлялись с ними успешно. Но не знали они, что в их группу проник провокатор.
В феврале 1944 года фашисты схватили братьев Назаровых. Их долго истязали, пытаясь узнать, с кем они были связаны по подпольной работе. Ребята держались мужественно, никого не выдали и погибли как настоящие герои.
Они погибли, но память об участниках Оршанского подполья живет. В городе создан мемориальный музей К. С. Заслонова. Во многих школах есть музеи и уголки боевой славы.
Глядят на нас с портретов юные лица. Такими останутся в нашей памяти и братья Назаровы, юные герои.
Е. КРАШЕНИННИКОВ

Сын отряда возмездия

Бушевала осенняя непогодь. Ветер срывал по-следние листья с деревьев. Надвигались зимние холода. И на душе у людей тоже было холодно и неуютно.
Второй год хозяйничали фашисты на белорусской земле, устанавливали свои законы. «Новый порядок» стали насаждать и в деревне Невеличи, что под Минском. Невеличан под конвоем гоняли на работу.
Четырнадцатилетнего Костю Буякова заставляли работать на тракторе. Это было невыносимо — тру-диться на ненавистных фашистов.
Костя решил уйти к партизанам. Он не пропускал ни одного разговора о появлении народных мстителей в соседних деревнях, о разгромах полицейских гарнизонов.
Когда же партизаны появились наконец в Невели- чах, мальчик пошел к ним и, переходя от одного к другому, стал просить:
— Дядя, возьмите меня с собой.
— Подрасти, сынок. Мал еще.
— Дядь, а дядь...
— Что ты, хлопец, куда тебе воевать... Беги к мамке.
Последнюю надежду Костя возлагал на командира роты Сергея Лапина.
— Бери, парень, лошадей и гони за реку в лес,— приказал тот.
Так Костя Буяков появился в партизанском отряде имени Н. Н. Воронова, бригады имени
П. К. Пономаренко Барановичского соединения. Его друзьями стали отважные разведчики Саша Лабец- кий и Володя Безмен. Вместе ходили на боевые задания, переживали блокаду в Налибокской пуще, голодали, хоронили товарищей. Но никогда взрослые не слышали от паренька жалоб на невзгоды.
Костю оберегали от опасностей, а он хотел, чтобы к нему относились так же, как ко всем. Изучил под-рывное дело и добился, чтобы его зачислили в дивер-сионную группу.
В январе 1944 г. подрывники Феликс Зинкевич (командир отделения), Андрей Ищук, Антон Лабец- кий, Василий Громыко и Костя получили задание взорвать вражеский эшелон под Дзержинском. Они знали из донесения связного, что поезд должен пройти в полночь. Заложили под рельсы взрывчатку, стали ждать. Но эшелон не появился. Раздосадованные неудачей, продрогшие, возвращались подрывники с «железки». Решили устроить диверсию на шоссейной дороге Минск — Дзержинск. От хозяина явочной квартиры они позже узнали, что у моста подорвалась немецкая автомашина с офицерами.
Ранним утром группа двинулась на базу. Не думали хлопцы, что впереди их поджидает засада. Едва они въехали на пригорок, как справа раздалась автоматная очередь.
— Берите пулемет и быстро в лес,— приказал Феликс Зинкевич.
Не успели партизаны отойти и полкилометра, как заметили, что их окружают гитлеровские лыжники в маскхалатах. Карателей было около 70. Пятерым партизанам пришлось принять неравный бой. Они выбрали удобную для пулемета позицию.
— Не стрелять,— предупредил Феликс.— Под-пустим вплотную.
Слышна уже немецкая речь:
— Партизаны, сдавайтесь!
В ответ — пулеметная очередь. Эго Антон Лабец- кий не выдержал и ударил на голоса. Лыжники залегли. Видя, что партизан живыми не взять, они открыли бешеную стрельбу. Поднявшихся карателей Лабецкий заставил снова залечь.
Первым погиб Антон. Не успел сказать последнего слова Андрей. Пуля скосила Феликса. Ранили Еасилия.
Костя Буяков почувствовал режущую боль в ноге.
— Давай отходить,— негромко позвал его Василий Громыко.
В суматохе они потеряли друг друга. Костя сгоряча выскочил из сосняка на поле. Здесь на него и навалились гитлеровцы. Не успел мальчик опомниться, как ему завернули руки назад. Подъехал офицер.
— Вифель манн бандитен? — задал он вопрос.
— Не понимаю,— ответил юный партизан.
Посыпались удары... Волоком за санями его при-тащили в деревню Мошница, в штаб карателей. Вечером перевезли в тюрьму. Здесь немецкий врач вынул застрявшую в Костиной ноге пулю.
К нему в камеру втолкнули раненного в голову партизана. Им оказался Антон Сорокач из соседнего отряда. Он тоже нарвался на засаду. Антон убил девять врагов и, может, ушел бы, но, раненный, свалился с лошади.
Ночью в камеру ворвались полицейские и стали истязать Костю и Антона. Костю положили ничком. Восемь-дезять ударов он еще слышал, а потом потерял сознание. Антона били поленьями. Несколько дней после этого избиения оба не могли прийти в себя.
Никифор Филиппович, отец Кости, узнав горестную весть, собрал нехитрую снедь для передачи сыну и пришел в Дзержинск.
— Ему уже ничего не надо. С твоего бандита снимут шкуру и солью будут посыпать,— рявкнул охранник.
Но судьба Кости сложилась иначе.
Костю и Антона привезли в минскую тюрьму. Костя знал, что путь отсюда кончался в Тростенце. В фашистском крематории год назад был сожжен его двоюродный брат Иван Синякович.
Томительно тянулись дни. Допросы выматывали силы. Гноилась Костина рана. Превозмогал невыно-симую боль и Антон. На допросах партизаны держались мужественно. Какая участь ждала их? Тростенец, виселица? Как хотелось жить и мстить, беспощадно мстить захватчикам!
Ребята уже почти не надеялись на спасение, когда однажды утром со скрипом открылась тяжелая дверь камеры и фашистский прихвостень приказал:
— Эй вы, скелеты, готовьтесь на выход!
...Сквозь пелену облаков пробивалось солнце. Ан-тона и Костю долго вели по заснеженным улицам. Наконец втолкнули в какое-то мрачное здание, кори-доры которого были битком набиты людьми. При-смотревшись к обстановке, парни пришли к выводу: отсюда можно бежать. Но на следующий день всех спешно разбили по группам и пригнали на вокзал. Антон сообразил, что их повезут в Германию, на каторгу.
— Попали из огня да в полымя,— сказал Костя, когда они оказались в вагоне.
Конвойные между тем закрыли двери товарняка, закрутили проволокой задвижки. В сумерки эшелон тронулся в сторону Дзержинска. Когда поезд простучал по стрелкам, Костя приступил к осмотру вагона.
— Антон,— тихо позвал Костя. Глаза его светились радостным блеском.— В туалете есть вентиляционная дырка — рука проходит. До задвижки малость не достал.
Антон просунул руку в отверстие. Нащупал проволоку. Нелегко было разматывать ее. Но вот уже отброшена задвижка. Костя приналег на дверь изнутри. Вздох облегчения вырвался из его груди — дверь медленно, со скрипом подалась вперед. Только бы успеть! Вот-вот где-то должен быть мост, деревня Петьковичи. Костя знал эти места.
Парни один за другим нырнули в темноту.
Над головой грохотали вагоны. Промелькнули ярко освещенная теплушка с гитлеровцами и платформа с зенитными пулеметами.
Друг друга нашли, как условились, по пересвисту. Когда отползли на значительное расстояние от дороги, по-братски обнялись.
— Ну вот, Костик, мы и пробились сквозь смерть.
...На речушке, которую они переходили, уже таял
лед. Где-то кричали зоревые запевалы — петухи. Знакомыми тропинками к рассвету добрались до хаты связного Луцевича (Мельника). На три удара в крайнее окно связной вышел на крыльцо.
— Откуда ты, Костик? — удивился и обрадовался Мельник.
— Считай, с того света,— пошутил Костя.
Оставаться в доме связного было опасно. И они, прихватив пистолет и гранату, ушли в деревню Ледники, к родителям Антона. Мельник пообещал при первой же возможности переправить их в отряд. Скрывались ребята на сеновале, в яме под полом. Но в Ледниках тоже стало неспокойно. Семья Соро- качей подвергалась большому риску, и Костя послал записку отцу. Обрадованные родители с тем же нарочным сообщили: «Ждем». Апрельской ночью 1944 г., в последний раз распрощавшись с Антоном (вскоре Антон Сорокач погиб в бою), Костя Буяков пришел в родную деревню.
Полторы недели его убежищем был надежный тайник в родительском доме. Костя, опасаясь поли-цейских, покидал его только ночью. С нетерпением ждал вестей от Мельника. Наконец ему передали: у связного ночью будут люди из отряда. На явочной квартире Костя встретился с партизанскими развед-чиками.
...В отряде посмотреть на «воскресшего» приходили все. Особенно радовался встрече подрывник Василий Громыко. Тот самый Громыко, что вместе с отважной пятеркой принял неравный бой с карате- лями-лыжниками. Он спасся тогда по счастливой случайности.
Партизаны жили ожиданием встречи с Советской Армией. Они активизировали свои действия в тылу врага: взрывали железнодорожное полотно, уничтожали эшелоны с техникой и живой силой гитлеровцев. Во многих операциях участвовал и Костя Буяков.
...В сохранившихся садах расцветали яблони. Шла семнадцатая весна Кости, победная для страны. Друзья с почестями проводили его в школу младших командиров в Калужскую область. Только недолго довелось в ней учиться. На Дальнем Востоке был еще один коварный враг. Маршевую роту, в которую зачислили Костю Буякова, спешно переправили в Маньчжурию. Правда, в боевых действиях роте не пришлось участвовать. Но она всегда была готова выполнить любое задание командования.
Весть о разгроме отборной Квантунской армии и капитуляции Японии Костя и его товарищи встретили ликованием.
Ушла в историю осень сорок пятого, страна зале
чивала раны, одевалась в леса новостроек. И Костя Буяков нашел свое место в трудовой семье. Работал упорно, старательно.
...Каждый год 9 Мая бывший партизан надевает свои боевые награды: медали «Партизану Отечественной войны» II степени, «За победу над Германией в Великой Отечественной войне», и идет к Вечному огню. И тогда в широкоплечем мужчине можно снова узнать того кареглазого паренька, который шагал на параде партизан в 1944 г. по освобожденному Минску.
в. ДОНЧИК

«Дайте мне задание...»

От дома Вольских до Товарной станции — рукой подать, поэтому хорошо слышно, как подходят поезда с вражеской техникой. Для многих составов эта остановка становилась последней. Вот и вчера на станции раздался оглушительный взрыв. Арнольд с испугом посмотрел на мать.
— Это наши подпольщики, сынок, подложили мину.
Подпольщики... Было в этом слове что-то таин-ственное и героическое. «Вот бы встретиться с ними»,— думал Арнольд.
Однажды мать сказала:
— Требуется твоя помощь, сынок. Партизаны в лесу ждут медикаментов, Очень нужны они им, понимаешь...
Ночью мальчик долго не мог уснуть. В который раз повторял про себя слова, которые должен был сказать при встрече со связным в деревне Капеечи. Главное, ничего не перепутать.
С первыми лучами июльского солнца Арнольд был уже на ногах. Сразу за городом начиналось поле. А вот и небольшой лесок. Мать упоминала о нем. Как найти тропинку, которая приведет к дому связных?
Выйдя из лесу, Арнольд увидел нужный дом, но вдруг навстречу ему бросились двое мальчишек.
— Стой! Кто идет? — спросил старший кз них.
От неожиданности Арнольд растерялся и не
знал, что делать. Но тут на крыльце показался отец мальчишек.
— Вот, посмотри,— ребята повернулись к отцу.— Вышел из лесу, а кто он, откуда — не говорит.
Мужчина внимательно посмотрел на Арнольда, потом сказал сыновьям:
— Лучше бы предложили человеку отдохнуть с дороги.
Арнольд осмелел.
— Я, дяденька, заблудился немного. Пока нашел дорогу — все ноги отбил. Не найдется ли у вас бинта перевязать их?
— Бинта, говоришь? Почему же нет, найдется.
Это был пароль. Мужчина отвел мальчика в
сторону, а сыновей послал в дом за бинтом.
— Ну, давай, что у тебя там есть, пока мои сорван-цы не вернулись.
Арнольд передал связному пакет с лекарствами. Через день они были уже в отряде имени С. Г. Лазо 3-й Минской партизанской бригады имени С. М. Буденного. Мальчик еще не раз пробирался из города в Капеечи и передавал связному медикаменты. Позже, в отряде, Арнольд узнал его фамилию. Это был местный колхозник Родионов.
В конце лета оставаться в городе стало опасно. Начались аресты подпольщиков, облавы. И вскоре Арнольд ушел в партизанский отряд имени С. Г. Лазо. Здесь его встретили как хорошего знакомого.
Как-то Арнольда вызвали к командиру.
— Есть серьезное задание,— сказал Курьяно- вич.— Нужно срочно передать нашему человеку в Минске вот этот пакет. Он ни в коем случае не должен попасть в руки немцев.
На Суражском рынке людей в тот день было немного, но все равно попробуй найти того единствен-ного, кто тебе нужен! Арнольд хорошо запомнил его приметы: длинная черная борода, коренастый, торгует разной мелочью. Вот, пожалуй, и все. Мальчик прошелся по рядам, присматриваясь к торговцам. Того, кого он искал, не было. Арнольд уже потерял всякую надежду найти нужного человека, как вдруг услышал:
— Гвозди, кому гвозди...
Мальчик оглянулся — он. Все-таки надо было убедиться:
— А деревянные у вас есть? Отцу нужно на сапогах подошвы подбить.
— Деревянные, спрашиваешь? — Старик всмот-релся в лицо мальчика.— Будут тебе и деревянные, для хорошего человека ничего не пожалею.
Теперь у Арнольда не было сомнений — старик и есть тот человек, на встречу с которым он шел. Мальчик незаметно передал бородачу пакет и выбежал на улицу, но через квартал-другой вынужден был остановиться. Дальше никого не пускали. По улице, в направлении аэропорта, двигалась траурная процессия. «Видно, важную птицу хоронят»,— подумал мальчик, когда увидел, что покойника фашисты везут на артиллерийском лафете.
— Гауляйтера Кубе убили,— услышал он в толпе. С этой новостью Арнольд и вернулся в отряд.
За выполнение задания он получил благодарность и... направление в хозяйственный взвод.
— Хватит пока ходить на задания,— сказал ко-мандир.— Тебе бы учиться сейчас... Сколько окончил классов?
— Два.
— Ну, ничего, доучиваться будем после войны. Обязательно будем. А теперь твое место в хозяй-ственном взводе.
Арнольд пробовал возражать, просил поручить ему более серьезное дело, но приказ есть приказ. И все-таки желание испытать себя в настоящем деле не покидало мальчика. А тут еще познакомился он с командиром роты подрывников Петром Абрамовым. День ходил за ним, другой, пока тот не согласился взять Арнольда к себе. Но на задания посылать не спешил. Только когда пришла весна и стало тепло, он предупредил мальчишку:
— Завтра пойдешь с нами в засаду.
Когда стемнело, подрывники — их было пятеро — вышли из лесу. Под покровом ночи приблизились к шоссе. Арнольд лежал рядом с партизанами и всматривался в темноту. Тишина. Самое время дей-ствовать. И вот уже мины заложены на дороге, сверху для маскировки присыпаны землей. Вдали по
слышался гул моторов. Партизаны едва успели добежать до леса, как на шоссе взлетели в воздух две машины с фашистами.
В 1944 г. на долю партизанского отряда имени С. Г. Лазо выпало страшное испытание — блокада. Всю ночь пробирались через болото лесные бойцы. Утром каратели заметили их на небольшом сухом островке. Расстреливали в упор из пулеметов каждого, кто поднимался с земли. Среди немногих вырвавшихся с боем из окружения был и Арнольд.
Минуя фашистские посты и гарнизоны, партизаны двигались к разрушенному, но не покоренному Минску. Шел июль сорок четвертого...
Танки, краснозвездные советские танки! Первыми их встретили партизаны из отделения разведки.
Арнольд забрался на броню и попал в объятия танкистов.
— Глянь ты, лет, может, двенадцать каких будет, а уже партизан,— говорили бойцы.— Слышали мы на фронте о ваших делах, слышали, как фашистским воякам не давали покоя ни днем ни ночью...
Вернувшись в освобожденный Минск, Арнольд пошел в школу. Окончил шесть классов, работал на заводе. После армии — учеба в вечерней школе, автомеханическом техникуме. Потом — ударная работа механиком на асфальтобетонном заводе в Минске.
За успешное выполнение заданий девятой пяти-летки Арнольд Казимирович был награжден орденом «Знак Почета».
В. ЛУКИН

Орленок

Месяц назад Вадику Воробьеву исполнилось 12 лет, позади четвертый класс. Каким радостным обещало быть лето! А тут грянула война...
Днем он увидел фашистов: самодовольных, в на-двинутых на глаза зеленых касках. Они стучали коваными сапогами по мостовой, и этот стук болью отзывался в сердце мальчишки.
Под вечер пришел отец. Весь исцарапанный, грязный, в обгоревшей гимнастерке. Он забежал переодеться. Подполковник Андрей Яковлевич Во-робьев был начальником железнодорожной милиции Бреста. Вадик тогда еще не знал, что крошечный гарнизон вокзала под командованием отца сражался до последнего патрона. Потом об этом напишут в газетах, в книгах. Через тридцать лет Вадим Воробьев приедет в Минск и на мраморной доске в Управлении милиции Белорусской железной дороги найдет фамилию отца. Но это будет потом. А тогда...
Внезапно распахнулась дверь и в комнату ворвались фашисты. Гитлеровец увидел гимнастерку, которую мать не успела спрятать. «Офицер!» — закричал он и ударил отца прикладом. Андрей Яковлевич, когда его уводили, крикнул сыну:
— Слушайся маму... Будь героем!
С тех пор Вадим в каждом гитлеровце видел убийцу отца. Он хотел отомстить. Достал пистолет, но мать его спрятала.
Володя Голубков на четыре года был старше Вадима. Подростки стали собирать оружие, патроны, гранаты. Куда Володя все это девал, Вадим не знал. Но однажды под большим секретом Голубков признался, что связан с партизанами.
— Выходит, и я им помогаю! — обрадовался Вадим.
Познакомившись с секретарем подпольной группы «Граевская» Иваном Борисовичем Степаненко, Вадим Воробьев стал настоящим партизаном.
Через него поддерживалась связь подполья с партизанским отрядом. Мальчик носил в город взрывчатку, инструкции, а возвращался в лес с раз-ведывательными данными, патронами, медикаментами. По заданию партизан он стал работать разносчиком газет и журналов на вокзале.
Снует подросток с пачкой газет около вагонов, прислушивается, присматривается: тут едут офицеры, под тем брезентом — танки... И никому не приходит в голову проверить его сумку. А там, вместо проданных газет и журналов,— патроны, взрыватели к минам: железнодорожники передали для партизан.
Однажды Володя Голубков с таинственным видом показал Вадиму магнитные мины.
— Вот это да! — загорелся Вадим.— Преподнесем «подарочек» фашистам!
Недолго осваивали они «адскую машину». А получив «добро» старших товарищей, Воробьев отправился на вокзал. Часовой, как всегда, пропустил его без задержки. И все же мальчишке казалось, что каждый встречный фашист следит за ним, знает про мины, спрятанные в сумке среди газет, и вот-вот схватит за руку. Но все обошлось, и, улучив момент, Вадим «приклеил» мины к эшелону с гитлеровцами.
Как-то вечером, возвратившись домой, он застал мать в слезах: гестаповцы арестовали тетю Зину, ее подругу. Прасковья Фроловна не стала таиться перед сыном:
— И я, и тетя Зина — партизанские связные. На наш след напали. Я должна уйти в лес.
— Что ж,— совсем по-взрослому сказал Вадим,— завтра тебе помогут перебраться к партизанам.
— Уж не ты ли поможешь? — удивилась мать.
— Может быть, и я...
В партизанском отряде имени Щорса юркий, смышленый мальчишка всем пришелся по душе. Партизаны любовно называли его Орленком.
Сначала он выполнял поручения «деда Андрея» — старшины разведки Андрея Николаевича Денисени, а затем, по указанию начальника разведки Павла Аксеновича Гузнова, ему выдали карабин, патроны и гранаты. И стал Вадим ходить в засады, участвовать в диверсиях на железной дороге. Однажды ночью он взорвал вражеский склад с боеприпасами.
В общем, когда встретились два друга — Вадим и Володя Голубков, сражавшийся в отряде имени Котовского, поговорить им было о чем. Рассказал Вадим другу и о том, как помог ему в беде добрый Володин совет.
В октябре 1943 г. Вадим шел на задание в Брест. У него в корзине были магнитные мины и письмо для подпольщиков. Немало пришлось обойти постов, прежде чем добрался до места. А вот вырваться из города, чтобы вернуться в отряд, оказалось сложнее. Тогда и вспомнил он Володины слова: если будет трудно пробиться в лес, отыщи в пригородной деревне Гузни вторую с краю избу и спроси Дорофея Демчука.
Хозяин избы, напоив гостя крепким чаем, подозвал сына Женю, дал ему какие-то указания. Паренек кивнул Вадиму. Взяв большое корыто, они направились к Мухавцу. Женя бесшумно опустил корыто на воду, помог Вадиму сесть в него и вплавь дотолкал «судно» с пассажиром до противоположного берега. Так они обошли вражеский пост.
Много рассказал о себе и Володя.
Эта встреча двух друзей была последней. После войны, в 1947 г., тяжелая болезнь оборвала жизнь гвардии лейтенанта Владимира Голубкова.
Вадим после освобождения Брестской области пошел в пятый класс. Ему в то время было пятнадцать лет. На груди паренька сияли медали «За отвагу», «Партизану Отечественной войны» I степени, «За победу над Германией в Великой Отечественной войне».
...Почетный пионер города Бреста майор запаса Вадим Андреевич Воробьев — частый гость юных ленинцев Бреста, Минска, деревни Сварынь, в которой не раз бывал он, когда возвращался из разведки.
Г. МИРАНОВИЧ

Партизанская сестренка

Свою бывшую старшую пионервожатую Айну Антоновну Горбатовскую пионеры пригласили почетной гостьей на сбор «Герои живут рядом с нами». Обступили тесным кольцом, забросали вопросами.
— А в каком вы были классе, когда война на-чалась?
— Перешла в четвертый,— ответила она.
— И вас взяли в партизанский отряд?
— Да.
— Анна Антоновна, расскажите, пожалуйста! — стали просить ребята.
И вожатая рассказала...
Ровно через месяц после начала войны фашисты расстреляли ее отца, депутата Есьмановского сель-совета, что на Воложинщине. Выдал его бывший помещик Соболевский, возвратившийся в эти края следом за оккупантами.
Забрали в полицейский участок и мать, но потом выпустили.
Жестокими гитлеровцы были не только со взрос-лыми.
Однажды шла Аня с подругой из соседней деревни. Вдруг навстречу — пьяные фашист и полицай. Фашист размахивал пистолетом, видимо, отыскивая подходящую цель. А тут — дети. Гитлеровец, не раздумывая, разрядил в них обойму. Девочки остались живы, но одна пуля попала Ане в спину. Лечили ее в партизанском отряде имени А. В. Суворова Сталинской бригады. В этом отряде сражался старший брат девочки. Он и помет матери и сестре перебраться в лес. Но Аня и ее мама пришли к партизанам не только в поисках убежища. Они хотели участвовать в борьбе с ненавистным врагом. Мать стала работать в партизанской пекарне, а девочку после выздоровления оставили санитаркой в медчасти.
Чего только не приходилось делать маленькой санитарке: и помогать врачу накладывать бинты, и ухаживать за ранеными бойцами, и стирать, шить, штопать...
А вот на боевые задания, сколько ни просилась, ее не брали — берегли.
Многим партизанам ока помогла вернуться в строй после ранений. И для всех была дочкой, младшей сестренкой. Взрослым бойцам хотелось отблагодарить девочку за заботу, внести немного радости в ее жизнь, полную совсем не детских хлопот.
Однажды Леонид Георгиевич Лихтарович, командир подрывной группы, о мужестве и отваге которого в бригаде ходили легенды, был тяжело ранен в ногу. Долго выхаживала его Аннушка. Пела по просьбе Леонида Георгиевича песни. Особенно любил он слу-шать пионерские. А когда раненый стал поправляться, девочка заметила, что он тайком вырезает что-то из соснового полена. Покидая медчасть, партизан протянул маленькой санитарке чудесную деревянную куклу.
— Может, будет свободная минута — поиграешь,— ласково сказал на прощанье.
Обрадовалась девочка, но поиграть с куклой ей так и не довелось. Вскоре началась блокада, и Аня по-теряла игрушку, когда пряталась от карателей в болоте.
Партизаны хотели уберечь свою юную санитарку от лишений блокады. Решили отправить ее вместе с ранеными на Большую землю.
На партизанский аэродром приехали ночью. Самолет был уже готов к отлету, а на поляне еще оставались носилки с ранеными.
— Скорее в самолет,— торопил пилот Аню.
«Если я займу место в самолете, не отправят
кого-то из раненых»,— подумала Аня.
— Я не полечу,— твердо сказала пионерка.— Пусть лучше раненые...
...— Страшные дни блокады,— заканчивая свой рассказ, сказала Анна Антоновна,— описать трудно. Но мне кажется, что нам удалось пережить этот ад потому, что все мы думали не только о себе, а помогали, поддерживали друг друга и мстили врагам.
— Анна Антоновна, а награды у вас есть? — спросила старшую пионервожатую курносая пионерка-четвероклассница.
— Да, есть у меня медаль «Партизану Отечест-венной войны» I степени. Но самая большая для меня награда — то, что миллионы мальчишек и девчонок растут под мирным небом, что детство у них счастливое, беззаботное.
Л. ЗЕНЬКОВИЧ

Трижды славен солдат

Александр Гришаков в годы войны стал полным кавалером ордена Славы.
Сначала он был партизаном. Собирал оружие для народных мстителей, ходил в разведку. А в 1943 г. вступил добровольцем в ряды Советской Армии. Стал разведчиком 49-й Рославльской стрелковой дивизии. В ту пору шел мальчишке шестнадцатый год.
 
«...Орденом Славы награждаются за то, что: ...рискуя жизнью, спас в бою командира от угро-жающей ему непосредственной опасности...»
Из Статута ордена Славы.
...Фашисты закрепились на берегу реки Прони. Чтобы узнать расположение их оборонительных сооружений, командир дивизии приказал разведчикам взять «языка».
В темную ночь ушли восемь бойцов. И с ними Саша Гришаков. Разведчики подтащили к реке резиновую лодку, бесшумно надули ее, спустили на воду. Неслышно работали весла, медленно плыла лодка.
Вот наконец и берег. Осторожно привязали лодку и поползли к фашистским траншеям. Старшина Полторабатька велел Саше Гришакову и Ивану Лебедеву остаться на бруствере для прикрытия. Остальные воины вместе с командиром спрыгнули в траншею. Вскоре оттуда донеслись крики гитлеровцев — началась рукопашная схватка. В наступившей тишине Саша различил шуршание песка: разведчики выбирались на бруствер, волоча пленного офицера. Саша подполз к ним.
— Где же старшина? — спросил шепотом.
— Тихо, Сашок,— ответил Павел Шубин.— Старшина приказал нам тащить «языка», а сам остался прикрывать. Вы с Лебедевым подождите его.
Шубин взвалил на плечи связанного фашиста и через минуту растаял во тьме.
— Что же старшина не идет? — заволновался Лебедев, когда прошло довольно много времени.— Пленного уже, наверно, в лодку погрузили...
— Подожди меня, Иван,— сказал Саша и юркнул в траншею.
Переступая через убитых фашистов, Гришаков осторожно продвигался вперед. Вдруг он увидел че-ловека, который стоял, прислонясь к брустверу. Щелкнул затвор автомата. Саша мгновенно упал на землю и собрался открыть огонь, но... узнал командира.
— Что с вами? — прошептал Саша.— Почему не идете? Мы вас ждем.
— Ранен я. И откуда он взялся, этот фашист?
Налетел, ножом пырнул в плечо. Едва успел стукнуть его прикладом.
— Опирайтесь на меня, товарищ старшина,— предложил Саша.
Лебедев и Саша тащили раненого к лодке, когда взвились в небо ракеты, застрочили фашистские пулеметы. Разведчики замерли, прижались к земле. Потом поползли дальше.
На берегу все было готово к отплытию. Задание командования бойцы выполнили.
За героизм и мужество, проявленные во время боевой операции, за спасение командира Саша Гри- шаков был награжден орденом Славы III степени.
«...Орденом Славы награждаются за то, что: ...находясь в разведке, добыл ценные сведения о про-тивнике...»
Из Статута ордена Славы.
В 16 лет Саша Гришаков стал одним из лучших разведчиков дивизии. Ему доверяли командовать группами бойцов, и такого не случалось, чтобы Саша подвел, не справился.
В который раз ползет юный разведчик за «языком». Задание усложняется тем, что по ночам гитлеровцы стали выставлять усиленные наряды.
— Мы даже не подползем к их позициям,— шепчет один солдат.— Сразу обнаружат...
— Конечно, обнаружат,— соглашается Саша.— А мы будем брать пленных с боем. Приготовиться к атаке!
По сигналу Саши бойцы с громким «ура!», стреляя на ходу из автоматов, бросились вперед.
Часовые, конечно, легко отразили бы атаку горстки смельчаков. Но откуда им было знать, что нападающих всего семеро? В темноте фашистам казалось, будто русские наступают всей дивизией. Гитлеровские часовые поспешно бежали со своих постов, поднимая тревогу выстрелами вверх.
Разведчики ворвались в блиндаж и захватили двух офицеров. Реку Проню переходили по льду. Фашисты наконец опомнились и открыли минометный огонь. Разведчики то и дело проваливались в воду, но, помогая друг другу, все же добрались до берега. И пленных доставили. Советское командование получило от них ценные сведения.
За смелость и находчивость юного разведчика Сашу Гришакова представили к ордену Славы II степени.
«...Орденом Славы награждаются за то, что: ...ворвавшись первым в расположение противника, личной храбростью содействовал успеху общего дела...»
Из Статута ордена Славы.
Советская Армия изгнала врага из Белоруссии. Начались бои за Варшаву.
После артиллерийской подготовки в атаку двинулась пехота. Впереди атакующих бежали разведчики. У них было особое задание: в первой же линии фашистской обороны взять пленных, чтобы узнать от них о расположении огневых точек на второй и третьей линиях.
Немецкие траншеи совсем близко. Но вдруг в цепях атакующих разведчиков взметнулись черные столбы. Минное поле! А с левого фланга из амбразуры дзота ударил пулемет. Пехота залегла, не добежав до минного поля. Разведчикам негде было залечь...
— За мной! — крикнул Гришаков и бросился вперед.
Рвались мины, пронзительно свистели пули. Много разведчиков пало смертью храбрых в той атаке. Но Саша добежал. Он и еще несколько бойцов прыгнули в фашистскую траншею. В короткой схватке они уничтожили около десятка вражеских солдат и пробились к дзоту. Саша швырнул гранату и, когда взрывом сорвало дверь, увидел в глубине дзота шестерых перепуганных гитлеровцев. Они сложили оружие перед юным солдатом и покорно подняли руки.
Вновь поднялась в атаку пехота. Оборона против-ника была прорвана.
За храбрость, за героизм, проявленные в этом бою, Сашу Гришакова наградили орденом Славы I степени.
Потом были бои на подступах к Берлину. Несколько километров не дошел солдат до фашистского логова. Осколками разорвавшейся мины поранило лицо, руки...
Долго лежал он в госпитале. Врачи делали все возможное, чтобы вернуть ему зрение, но помочь уже не могли.
После войны Александр Гришаков поступил в музыкальное училище. Музыку он всегда любил. А когда перестал видеть свет, она увлекла его еще сильнее. При звуках музыки ему виделись и синева рек, и алые закаты вполнеба...
Александр Егорович стал преподавателем детских музыкальных школ по классу баяна. Руководил художественным коллективом при Доме культуры. Он выезжал с концертами в колхозы и на заводы, в школы и пионерские лагеря. Перед детьми особенно любил выступать.
Но слишком трудной для него, инвалида, была эта работа, поэтому Александр Егорович освоил более легкую профессию — электромонтажника.
В. ГЕРАСИМОВ

Служили два брата

В палатку командира роты вбежали двое маль-чишек и один за другим бойко доложили:
— Сын полка Георгий Соколовский по вашему приказанию прибыл!
— Сын полка Николай Соколовский по вашему приказанию прибыл!
Командир внимательно поглядел на мальчиков и сказал:
— Садитесь, ребята... Есть боевое задание... Кто из вас старший?
— Нет старшего, товарищ капитан,— ответил за двоих Жора.— Мы ведь близнецы. Мне одиннадцать лет, и Коле одиннадцать лет. Мы оба хотим выполнять боевое задание...
Глаза мальчиков блестели, они с нетерпением ждали, когда командир объяснит им боевое задание.
Эх, если бы направили к летчику Щуренко, командиру звена истребителей!
— Для успешной защиты нашей столицы Москвы нужна четкая бесперебойная связь между летчиками и зенитчиками, танкистами и пехотинцами. Вы по-нимаете, как это важно?
— Так точно, товарищ капитан! — ответил Коля.
— Мы готовы быть связными! — добавил Жора.— Мы доставим любое донесение, куда вы прикажете...
— Доставлять не надо, ребята. Эфир доставит...
Мальчики переглянулись, ничего не понимая. Что
за Эфир у них тут появился, в связные раньше других напросился.
Капитан улыбнулся и терпеливо объяснил ребятам, что такое эфир и как по этому эфиру, то есть через огромные пространства, распространяются радиоволны. И еще рассказал про центральную телефонную станцию, на которую и назначались мальчики операторами.
Нелегкое это дело — быть оператором на ЦТС. Сиди часами перед пультом, смотри на лампочки, которые загораются, когда один командир вызывает другого, соединяй телефонные каналы. Мальчики знали, что по этим каналам шли важные сообщения, срочные приказы в войска. И где-то готовились к бою зенитчики, улетали в небо эскадрильи истребителей. И горели, и врезались в землю фашистские самолеты, и рассыпалась и не вставала больше вражеская пехота. Но еще сильнее хотелось мальчикам быть там, стоять у тех зениток, лететь в тех самолетах, бить фашистов.
...Едва закончилось дежурство на станции, они прибежали к летчику Щуренко. Тот вместе с механиком готовил свой самолет к вылету. Мальчики знали, как трудно привести самолет в полный порядок. Потому и старались помочь. Сначала стирали со стекол полосы грязи, чтобы они не мешали летчику вовремя заметить фашистские самолеты. Потом начиналась работа повеселее. Ребята подносили к самолету боеприпасы, заряжали пулеметные ленты.
И вдруг — воздушная тревога. Экипажу Щуренко — приказ: перехватить фашистские бомбардировщики, не допустить их к Москве.
— Спасибо, ребята! — крикнул лейтенант, подни-маясь в кабину.
Звено истребителей взмыло в небо. Обычно бой разгорался где-то далеко, и результаты Жора и Коля узнавали после возвращения лейтенанта Щу- ренко. А на этот раз около десяти фашистских самолетов пролетали недалеко от аэродрома. И звено Щуренко тут же настигло фашистов и врезалось в их строй. Загорелся один бомбардировщик, потом другой, но остальные, не меняя курса, настойчиво шли в сторону Москвы.
— Прорвались, гады! — воскликнул Коля.— Смотри, какие наглые: пока Щуренко расправлялся с этими, остальные успели удрать. Уже и не видно...
— Не бойся! Щуренко догонит и тех,— ответил Жора.
Они пристально вглядывались в небо, но там уже звена Щуренко не было видно. Бой переместился далеко за горизонт.
— Бежим, надо заготовить сосновых веток,— сказал Жора.— Как только Щуренко прилетит, сразу же замаскируем его самолеты. Чтобы никакой фашист не заметил.
Они успели только один раз принести по охапке свежих веток, как услышали гул самолета.
— Летит! Уже летит! — обрадовался Коля.
— Это же не наш. Это немецкий самолет, бом-бардировщик,— воскликнул Жора.— Подбитый! На наш аэродром идет, на посадку.
— Разве не видит, что это советский аэродром?
— А куда ему еще садиться? Не на лес ведь...
Самолет приземлился на крайнюю полосу, и к нему бросились бойцы из роты охраны. Двух пленных фашистов доставили в палатку командира роты.
Тем временем приземлились и самолеты лейтенан-та Щуренко.
— Ура! — закричали мальчики и бросились к своим друзьям.
Летчики, еще не остывшие от боя, схватили ребят и давай качать их.
— Молодцы, ребята! Теми патронами, что вы за-рядили, всю фашистскую эскадрилью разогнали!
Неожиданно Щуренко заметил на крайней полосе фашистский самолет и воскликнул:
— А это еще что такое? Откуда он взялся?
— Так это же один из тех, что вы подбили. Он прямо к нам и прилетел. А пленные летчики у коман-дира роты,— сказал Жора.
— Ну, пошли посмотрим на незваных гостей.
Один из фашистов оказался опытным асом. С на-градами. Признался, что один крест ему дали за бомбежку Лондона, а другой за налеты на Москву.
— Зря ваш Гитлер награды раздает,— разозлился лейтенант Щуренко.— Москва стояла и стоять будет. Я правильно говорю?
— Так точно! — дружно ответили Жора и Коля.— Отстоим Москву!
Командир роты улыбнулся, глядя на отчаянных мальчишек и повернувшись к пленным, сказал:
— Посмотрите хоть, кто победил вас. Эти ребята готовили оружие к бою, а лейтенант сразил вас тем оружием. Вот кого надо к наградам представлять.
И представил! Когда враг был отброшен от стен столицы, юные сыны полка Жора и Коля Соколовские были награждены медалью «За оборону Москвы».
Заслужили они и другую медаль — «За победу над Германией».
* * *
После войны братья Соколовские закончили су-воровское военное училище и много лет служили в рядах Советской Армии.
В. ГЕРАСИМОВ

Сашка, разведчик отважный...

Мой старший брат Афанасий был партизаном отряда имени Ф. П. Юрченко 1-й Минской партизанской бригады. Как-то осенью 1943 г. он заглянул домой. Из разговора с братом я понял, что партизанам нужны сведения о фашистском гарнизоне, который стоял в нашей деревне Дукора.
Назавтра я с утра пораньше пришел к комендатуре. Попрошайничал, искал какой-нибудь работы.
Мне велели таскать дрова в здание, где размещались прибывшие недавно гитлеровские офицеры. Я смотрел в оба и через два дня уже знал, что в гарнизоне Дукора есть два поста и одна наблюдательная вышка, что всего здесь насчитывается 100 фашистов с двумя станковыми, десятью ручными пулеметами. Все эти сведения были переданы партизанам.
Я так часто появлялся в расположении гарнизона, что у гитлеровцев это вызвало подозрение. Меня арестовали, бросили в тюрьму. Там допрашивали, били. Но я прикинулся несмышленышем, простачком. В конце концов меня отпустили.
После этого допроса мне долго пришлось отле-живаться дома.
Брат, когда узнал о случившемся, очень переживал. Он рассказал обо мне в отряде, и командир велел Афанасию привести меня в лес. Вскоре я стал партизанским разведчиком. Мне даже выдали пистолет и бельгийскую винтовку, но на задания пускали редко — берегли. В один из трудных блокадных дней командир дал мне очень ответственное поручение: разведать, где можно пойти на прорыв вражеского кольца. Взрослые не смогли бы выполнить это задание, их сразу схватили бы. А я свободно перемещался вдоль границы блокадного кольца, пока не выполнил приказ командира. Потом наши партизаны песню про меня сложили:
Сашка, разведчик отважный, в штаб с донесеньем спешит...
Песня эта не только обо мне, она — о целом поко-лении пионеров сороковых годов, которые смело ходили в разведку, участвовали в боях, стреляли по врагу из засад,— с честью несли звание юного ленинца.
А разве теперешние мальчишки иначе поступили бы на нашем месте?
А. ГУЛО

Солдаты не стонут

(Отрывки из документальной повести «Минские молодогвардейцы»)
Минск встретил мальчика заколоченными окнами, зияющими провалами стен, дымом, гарью и полицейскими патрулями. На Советской улице было множество трупов, судя по одежде, советских военно-пленных. Немцы расстреливали раненых на всем пути от вокзала до парка Челюскинцев.
Марат остановился у посудо-хозяйственного мага-зина, заглянул внутрь. Здесь когда-то работала его мама. Где она нынче? Тогда, в сутолоке эвакуации, они потеряли друг друга. Встретятся ли когда- нибудь снова? Скорее домой!
— Кирилл! Кирилл! Это же наш Марат!
Евгений Гурло подхватил племянника на руки,
поцеловал, передал отцу. Счастливый отец прижал Марата к груди. Вся семья собралась возле них. Нет только мамы.
— Мама! Мамочка! — зовет Марат.
Бабушка отвернулась, платком утирает слезы...
На другой день Василий Ермолаевич, дедушка Марата, заперся с сыновьями. Марата не позвали, но мальчик почувствовал, что сейчас решается судьба семьи, и едва дед вышел из комнаты, подбежал к нему:
— Дедушка, а я?..
Старший Гурло хотел улыбнуться, но, взглянув на мальчика, вдруг посерьезнел, взъерошил непослушные кудри внука:
— И тебе, Марат, дело сыщется. Жди!
Анатолий Хоменок, товарищ Николая Гурло,
помог раздобыть аусвайсы (документ, пропуск). Теперь можно было смело ходить по городу, встречаться с другими подпольщиками. Предстояло достать оружие, радиоприемник.
Во многих делах помогал группе одиннадцатилетний пионер Марат. Он смастерил ящичек для чистки обуви и проносил в нем патроны, листовки, которые писала от руки тетя Рая. Иногда под видом чистильщика сапог он забирался в немецкие казармы, а домой возвращался с браунингом или гранатой. Не-
редко фашистская машина, остановившись у парка Челюскинцев, дальше идти не могла: Марат умудрялся проколоть шины. А однажды он поставил на немецкий грузовик магнитную мину, полученную от отца. Гитлеровцы вместе с грузом взлетели на воздух.
Умер дедушка... Нет мамы...
Марат забился в уголок кровати, уткнулся лицом в подушку.
— Марат! Маратушка! Ты все еще спишь?
Зовет дядя Коля. Видимо, что-то срочное. Мальчик быстро оделся, умылся.
— Подкрепись и на Бондаревскую, 13.
На Бондаревскую, 13 — это значит к Володе Трушко. Марат много раз бывал у него в доме. Носил туда паспорта, справки, оружие. Правда, Володя Трушко не говорит, для чего ему это нужно, но Марат догадывается: все попадет в группу Николая Кедышко.
С тех пор как братья Гурло связались с минским подпольем, организация в районе Выставки заметно выросла. В подпольном горкоме комсомола ее заре-гистрировали под шифром «Татьяна». Марат огор-чился: в организации почти все мужчины, а названа женским именем.
— Голова — два уха,— рассмеялся отец, когда узнал, чем сын недоволен.— Что же, по-твоему, конспирацию со счета сбрасывать? Смекай!..
Марат был горд, что ему позволили участвовать в работе подполья. Дела всем хватало. Отец обеспечивал подпольщиков транспортом, дядя Женя и дядя Коля рисовали карикатуры, плакаты. Суворов, Савин и другие комсомольцы убивали гитлеровцев на улицах, в парке, устраивали засады в руинах. Все вместе добывали оружие, распространяли листовки. И это под самым носом у оккупантов.
Соседние дома были заняты немцами. Да и за стен-кой жила семья Тимошенко, сын которых пошел служить в полицию. Нелегко работалось в таких условиях.
...Подпольный горком понес большие потери. С помощью провокаторов фашисты добрались до ведущих организаций минской молодой гвардии. Комсомольское подполье лишилось многих славных бойцов.

Комитет мог полагаться лишь на точную ежедневную информацию, но она поступала все реже и реже. Гитлеровцы закрыли выход из города. Каждого, кто пытался пройти в деревню, они встречали выстрелами. Взрослый человек, пробиравшийся в Минск, независимо от того, какими он располагал документами, подвергался допросам. Подпольный комитет не мог, не имел права оставить на произвол судьбы свои боевые группы. Значит, кому-то предстояло отправиться в город. Выбор пал на Марата.
Он пошел из Жуковки кратчайшим путем, быстро добрался до деревни Масловичи, но тут попал в засаду. Мальчика схватили. Гауптвахмистру, плохо понимавшему по-русски, помогал вести допрос полицай.
— Я местных на сто верст окрест знаю,— заявил он после допроса.— Этот шатун нездешний. Проверить пацана надо.
Марата отправили в Острошицкий Городок. До-прашивал опытный следователь.
— Иду в Минск за солью,— упрямо твердил мальчик.
Его облили ледяной водой, избили резиновыми дубинками.
— Иду в Минск за солью,— сплевывая кровь, стоял на своем Марат.
Тогда его отвезли в Минск для опознания в ге- битскомиссариате. Промучив допросами еще день, швырнули на машину с картофельной шелухой, предназначавшейся для заключенных городской тюрьмы. Так Марат и был доставлен в фашистский застенок.
Здесь голого, дрожащего от стыда и холода паренька заставили неподвижно стоять два часа у каменной стены.
Когда Марат пытался пошевелить отекшими ногами или повернуть голову, на его спину обрушивался град ударов.
— Иду в Минск за солью,— повторял и повторял Марат, несмотря на мучения.
— За солью, говоришь? — зло прищурился гитле-ровец.— У нас ее припасено сколько угодно.
Марата отвели в камеру и чуть ли не месяц кормили соленой до горечи баландой. Воды почти не давали. Мальчик терял последние силы. А потом его перевели в СД.
— Гурло! — позвали Марата к очередному мучи-телю.
Он с трудом поднялся с пола и, подталкиваемый пинками надзирателя, шатаясь побрел по коридору.
Бить фашист научился мастерски. Удар плети со свинцовым шариком на конце пришелся Марату в пах. Охнув, мальчик прислонился к стене. Его схватили за волосы и стали бить лицом о шершавую, побуревшую от запекшейся крови стенку.
— Будешь говорить? Будешь? — хрипел гитлеровец.
Очнулся пионер в большом полутемном подвале. Как он узнал позже, это был склад, где раньше хранились овощи. Теперь здесь держали заключенных.
Очевидно, в СД хватало «работы», и следователь решил, что расстрелять подростка с неменьшим успехом сможет любой тюремщик.
Марат прижался к лежащему рядом старику, задремал.
Утром узников стали вызывать во двор.
— Шнель! Шнель! — торопили обреченных людей.
Марат попросился в туалет. Наблюдавший за ним немецкий солдат выразительно показал на раскрытые двери, а сам остался на складе. Мальчик вышел, огляделся вокруг, и сердце его учащенно забилось.
Он был один. Без конвоя...
Гитлеровец и поверить не мог, что этот избитый, еле стоящий на ногах мальчишка способен убежать. Куда ему? Через минуту вернется. Но мальчик не появлялся. Тогда фашист нехотя вышел на улицу. Маленького узника нигде не видно...
В это время Марат был уже очень далеко.
Мальчишка не верил в свою свободу. Кружилась голова.
Он шел не останавливаясь, хотя ныла спина, нестерпимо болели от побоев руки и ноги.
На Слепянской улице забежал к школьному товарищу Льву Савонику. Здесь Марата накормили, дали ботинки, шарф.
— Только не ходи на Бондаревскую,— предупредила мать Савоника.— Там повсюду засады.
В этот день юный подпольщик обошел весь город. Смотрел, слушал, вступал в разговоры с такими же, как и сам, мальчишками. Вскоре у него собралось достаточно сведений, и он решил возвратиться в Жу- ковку.
Марат благополучно миновал пост у шлагбаума по Логойскому тракту. Ночь застала его в лесу под деревней Скуловка. Два дня бродил мальчик по густому ельнику. Обморозился, провалился в болото, но все-таки пришел к своим.
Минули годы.
Заросли военные окопы и траншеи, по партизанским тропам идут сегодня школьники — красные следопыты. У бывших воинов, партизан, подпольщиков мирная трудовая жизнь.
Марат Кириллович Гурло живет в Минске. Давно уже закончил институт, стал хорошим инженером. Его часто приглашают на свои сборы пионеры, и он рассказывает о мужестве, проявленном участниками минского комсомольского подполья в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.
Н. НИКОЛАЕВ

Мстить, МСТИТЬ, МСТИТЬ...

Демеш Ольга в период Великой Отечественной войны принимала активное участие в борьбе с немец-ко-фашистскими захватчиками: с 7 июня 1942 г. по 10 апреля 1943 г. в составе партизанского отряда № 15 бригады «Чекист» Могилевской области и с 10 апреля 1943 г. по 30 июля 1944 г. в отряде №15 бригады № 8 Брестской области была рядовой разведчицей. О. Демеш показала себя бесстрашной разведчицей, пустила под откос 7 вражеских эшелонов с живой силой, техникой и продовольствием, участвовала в разгроме нескольких немецко-полицейских гарнизонов.
Юная разведчица — участница «рельсовой войны».
За активное участие в борьбе с гитлеровскими оккупантами О. В. Демеш награждена орденом Славы III степени и медалью «Партизану Отечественной войны» I степени.
(Из справки партархива Ин-ститута истории партии при ЦК КПБ)
По Рацевскому лесу идет худенькая четырнадца-тилетняя девчушка в мамином платке. Она ищет партизан. Вышла на поляну и увидела несколько верховых. На пилотках звездочки.
— Ой, дяденьки! Так вы ж и есть мстители, вы ж наши, партизаны! Возьмите меня к себе!
Смеются партизаны:
— А оружие у тебя есть!
— Нет...
— А мину ты установить можешь?
— Не-ет...
— Что же ты делать будешь в отряде? Оружия пока и у нас не хватает. Да и подрасти тебе надо...
Такой была моя первая встреча с партизанами. Вернулась я домой со слезами: воевать не взяли, а в Орше я жить не могла. Там даже во двор было страшно выйти. Кругом гитлеровцы. Не узнать улиц и скверов, где мы играли, вырублен парк, вместо знакомых зданий — руины...
В местечке Болбасово у фашистов был аэродром, ребятишек и женщин гоняли туда на работу. Мне пришлось мыть полы в бараке для летчиков. После полетов они вешали в коридоре кожаные регланы, а то и оружие оставляли, и топали грязными сапогами в свои комнаты. Перемываю полы заново, а в душе все кипит...
Был у меня приятель — Толик Корнеев. Мы с ним решили: будем каждый день хоть как-нибудь вредить фашистам. То шины у машин проколем, то в полевую кухню какую-нибудь гадость подбросим. А еще мы решили, что станем партизанами. Чтобы не идти с пустыми руками, выкрали у немецких летчиков парабеллум.
Снова поиски в лесу... Ранним утром часовой привел нас к командирской землянке. Слышно было, как он говорит:
— Пополнение, товарищ командир!
Командир вышел встречать пополнение. Тогда
люди целыми семьями шли к партизанам. Он хотел, видимо, по-боевому приветствовать вновь прибывших и... недовольно проронил:
— Фу-ты ну-ты — детский сад.
«Конечно,— думаю,— я вся конопатая, а тут еще Толика пчела в нос ужалила. Не возьмут нас с подобной внешностью в партизаны...»
Переживаю так, а сама пистолет из-за пазухи тяну. Примите, дескать, в отряд, мы при оружии.
Оставили нас. Толик уже через день в форме щеголял, и пилотку со звездочкой ему дали. А я помогала за ранеными ухаживать да кашеварить. Научили меня партизаны с магнитными минами обращаться. Просилась на боевое задание — не брали. Бывало, как станут выкликать добровольцев на операцию, так я шаг вперед делаю. Сразу смех вокруг, а мне обидно до слез. Не знала, что всё еще впереди.
Однажды вызвали к командиру. Там уже были начальник штаба товарищ Севастьянов, начальник разведки и наш любимый комбриг Герасим Алексеевич Кирпич. Долго расспрашивали о городе, о знакомых. Потом спросили:
— Не побоишься в Оршу на задание пойти?
Я даже задохнулась от радости:
— Нет! Да я...
— Тогда запоминай свое новое имя. Ты — Мария Болотникова.
Остригли меня, чтобы фашисты думали, будто тифом болела,— меньше привязываться будут. Дали в руки корзину с продуктами, вроде для обмена на базаре, и пошла я в Оршу. Потом еще не раз проделывала этот путь.
Часто мне помогала сестренка Лида. Ей еще не исполнилось и тринадцати, но боевая была и отчаянная. Она жила в городе с мамой и пятилетним братишкой Борей. Приходили мы на станцию якобы еду искать. Рылись в мусоре, как многие сироты, а сами старались чем поближе подойти к цистернам с авиационным бензином, чтобы, улучив момент, установить мину.
Однажды Лида понесла на улицу Чугунную письмо одной партизанки и не вернулась. Ее схватили гестаповцы, пытали, но Лидочка оказалась сильнее боли, сильнее всех мук. Она никого не выдала.
Я как могла мстила за сестру. А потом и за маму. Предатель донес, что мама — партизанская связная, и ее расстреляли.
Порой в отряде мне попадало за «самостоятельность»: если представлялся удобный случай, я стреляла и в изверга-предателя, и в фашистского офицера. За мою голову враги обещали немалую цену: землю, корову и десять тысяч марок. Мои фотографии разослали всем патрульным службам, полицаям, старостам.
К концу войны на моем боевом счету было двадцать четыре врага, уничтоженных из личного оружия, и семь фашистских эшелонов, пущенных под откос.
...Годы разлучили меня с друзьями. Сравнительно недавно выяснилось, что Толик Корнеев, которого мы считали погибшим, жив. В Минске оказался комбриг Герасим Алексеевич Кирпич. А я живу в Тюмени. Здесь же бывший командир роты Чебышев Виктор Федорович, пулеметчик Тутынин Прокопий Тутыно- вич и мой муж Иван Алексеевич Вагин, фельдшер нашего партизанского отряда. Соберемся иногда, вспомним боевые дела, споем наши песни... Задумаемся: что вело нас тогда, что помогало бороться, терпеть голод, холод, выдерживать пытки в фашистских застенках. Конечно же, любовь к Родине. Это она придавала нам силы в самых тяжелых испытаниях, закаляла нас, помогала в правой борьбе.
О. ДЕМЕШ-ВАГИНА

Мальчишечий командир

В деревне У пруссы Сережа Денищенков заслуженно считался отважным и надежным парнем. Мальчишки признали его своим командиром и по приказу Сергея подбирали на местах былых боев оружие, патроны, гранаты.
Тринадцатилетнему мальчишечьему командиру доверяли и взрослые. Сергей хорошо знал все проходы в минных полях, и красноармейцы-разведчики, приходившие из-за линии фронта, брали его провод-ником. Немало ответственных заданий выполнили бойцы благодаря помощи Сережи, и командир группы политрук Сухоруков представил мальчика к правительственной награде, а в один из приходов вручил ему медаль «За отвагу». Гордился Сережа медалью, но еще больше — тем, что он помогает громить фашистов.
Только однажды, выполняя задание политрука, юный разведчик попал в облаву. Лишь через две недели ему удалось бежать от фашистов, собиравшихся отправить его в Германию. А разведчики ждали Сергея, как и договаривались, пять дней...
Что же делать? Неужели теперь он окажется в стороне от борьбы?
В деревне Упруссы действовала подпольная пар-тийная группа, которой руководил Петр Столяров. Иногда подпольщики обращались за помощью к мальчишечьему командиру, но поручения их были несложными. А Сергею так хотелось участвовать в настоящей борьбе, совершать подвиги!..
Как-то мальчишки с полными карманами патронов, обвешанные найденным оружием, пробирались вдоль лесной опушки. Послышался гул самолета. Летел он низко, и на его крыльях можно было ясно разглядеть черные фашистские кресты.
— Снижается! Идет на посадку! — закричал Вася Гостев.
Самолет опустился на поле у самого леса, метрах в семистах от ребят.
— За мной! — скомандовал Сережа.
Мальчики стали подбираться к самолету. Из кабины вылезли три фашиста. Размялись, помахали руками и широко зашагали к деревне.
— Может, в самолете еще кто остался,— прошептал Сережа.— Осторожно...
Ребята шли неслышно, обходя каждую веточку на земле, прячась за деревьями и кустами. До самолета оставалось уже совсем немного, когда со стороны деревни появились немцы. В руках у фашистов трепыхались и кудахтали куры.
— По самолету огонь!
Затрещали винтовки и автоматы. Самолет вспыхнул огромным ярким факелом. Двое фашистов упали, сраженные автоматными очередями. Но третий сумел скрыться.
И все-таки ребята были собой довольны: они уни-чтожили гитлеровский самолет!
Вечером Сережу вызвал Петр Столяров:
— Вот что, Сережа, прекрати эту самодеятельность. Счастье ваше, что фашисты не знали, что за «стрелки» в лесу засели. А если бы они залегли да начали отстреливаться? Несдобровать бы вам! Стреляют они получше вас. Обучены...
И тут Столяров дал пионеру настоящее задание.
...В деревне Летошники Сережа зашел к Ксении Кирилловне, своей учительнице. Она обрадовалась, но и удивилась появлению паренька. Пыталась расспрашивать, но ответы были уклончивые. Когда настала очередь Сережи задавать вопросы, учительница удивилась еще больше: мальчика интересовало количество полицаев в Летошниках, где они раз-местились, куда поставили часовых.
— Да ты, наверное, задание выполняешь! — прошептала она.— Ну, да не буду спрашивать... Ты молодец, Сережа.
Ксения Кирилловна подробно рассказала Сереже о местном вражеском гарнизоне, а утром проводила мальчика до следующей деревни.
— Будь осторожен, Сережа. Удачи тебе!
— И вы тоже будьте осторожны, Ксения Кирилловна. Берегите себя. После войны я опять приду к вам в школу. Только я уже все позабыл за пятый класс. Как буду в шестом учиться?
— Ничего, Сережа, не горюй. Все вспомним.
Юный разведчик обошел еще несколько деревень и наконец вернулся в Упруссы. Он торопился поскорее встретиться со Столяровым, доложить о выполнении задания, но неожиданно наскочил на упруссовского старосту. До войны дети почему-то любили его и ласково называли дедушкой Леканом. Как же он согласился пойти на службу к врагам?
Сережа повернул к своему дому, но окрик Лекана заставил его остановиться.
— Ты где шатаешься? Я в полицию тебя сдам.
— Не подходи! — крикнул мальчик и выхватил из кармана гранату.
— Ну-ну, не дури! Давай быстро в хату! Поговорить надо...
Не выпуская из рук гранату, Сережа вошел в дом. За ним и староста.
— Спрячь скорее гранату. И найди мне Столярова. Где он?
— Откуда мне знать?
— Разыщи его. Не бойся меня. Я сам выполняю задания Столярова. Сегодня ко мне пришел Акимов. Думаешь, он подпольщик? Я тоже так думал. А он показал удостоверение тайного полицейского и списки всех коммунистов и комсомольцев. Твои сестры- комсомолки тоже записаны. И ты записан как самый активный пионер. Акимов требует, чтобы я сейчас ехал с ним в комендатуру. Хочет взять отряд фашистов и ночью всех арестовать. Что же мне делать, Сережка? Не одолею один Акимова...
Только теперь мальчик заметил волнение старика. Вот как, оказывается, бывает: полицейский прикинулся подпольщиком, а настоящий подпольщик под видом старосты работает.
Как же спасти людей? — задумался Сережа.— Выход один — уничтожить провокатора».
— Дедушка Лекан, вы поедете с полицейским в комендатуру, а мы встретим вас за деревней.
Сережа быстро запряг коня. Вместе с охапкой сена вынес несколько автоматов и пилу. У дома Васи Гостева придержал коня.
— Вася! Поедем со мной! Хворосту надо привезти!
Когда выехали за деревню, на подводе уже сидело шестеро мальчишек. Сережа разгреб сено и приказал своим юным бойцам:
— Получить всем оружие!
Потом привстал, дернул поводья, и подвода понеслась прямо к лесу.
Остановились у моста через речку У гость. Сережа приказал Васе отогнать лошадь подальше в лес, а остальным — пилить сосну и валить ее прямо на дорогу.
Быстро-быстро зажужжала пила, и наконец сосна рухнула на землю.
— В лес! В засаду! — командует Сережа.
Послышался скрип телеги. У завала дедушка
Лекан остановил лошадь. Пора было начинать дей-ствовать.
— За мной,— шепнул Сережа и с автоматом вы-скочил на дорогу. Сильное волнение охватило мальчика. Но виду он не подавал. И весь его отряд тоже выбежал на дорогу. Мальчишки держались храбро, никто бы не подумал, что было им очень страшно в этой операции. Они наставили на Акимова автоматы и скомандовали:
— Руки вверх!
Провокатор растерялся, поднял руки. Сережа обыскал его. Забрал пистолет, две гранаты. И списки подпольщиков.
Акимов упал на колени, стал просить пощады.
— Предателю Родины нет прощения! — твердо сказал дедушка Лекан.
...В просторной хате Архипова собралось много людей. Сережа хорошо их знал. Это — коммунисты, лучшие люди деревни. До войны они показывали пример в труде, теперь же, рискуя жизнью, поднимали людей на борьбу с врагом. Среди коммунистов был и Петр Столяров. Он подошел к мальчику, крепко обнял его и трижды расцеловал:
— Спасибо, Сережа, тебе и твоим друзьям. Вы спасли от гибели десятки коммунистов и комсомольцев, их семьи. Мы, коммунисты, разрешаем тебе быть участником нашего партийного собрания. Ты заслужил это. И первое слово тебе. Доложи о результатах выполнения задания.
Сведения, которые принес пионер, помогли парти-занскому отряду «За Родину» провести первые боевые операции: разбить несколько вражеских гарнизонов. И громили эти гарнизоны оружием, собранным Сережкой и его друзьями. Они передали Столярову 60 винтовок, 16 пулеметов, 8 автоматов, десятки мин и гранат, несколько ящиков патронов. Одним из первых был уничтожен фашистский гарнизон в деревне Летошники, где жила Ксения Кирилловна.
Сережку в отряд не взяли... Как обидно было мальчишке: он давно считал себя взрослым и думал, что сумел доказать это на деле. Значит, доказательств было мало? Что ж, можно добавить. И снова созвал мальчишечий командир своих верных друзей- пионеров.
Давно мальчишки возмущались мародерством гитлеровцев, которые безнаказанно отбирали у на-селения коров, свиней, кур.
— Сколько мы будем терпеть? — допытывался у друзей Вася Гостев.
— Так давайте проучим — дорогу заминируем,— предложил Сергей.
И, несмотря на приказ Столярова не самовольничать с оружием, мальчишки решили действовать. Когда вновь нагрянули грабители, Сережкина «гвардия» устроила за деревней засаду. Сережа установил на дороге две мины, в каждой колее по одной. Шнур протянул в кустарник. Залегли мальчишки, ожидают.
Показалась машина с фашистами, горланящими песни. Но вот она наехала на мины. Какой был взрыв! Ни один гитлеровец не уцелел!
После этого в деревне появился Григорий Архипов и передал Сереже, что Петр Столяров им очень недоволен.
— Пусть тогда в отряд принимают! — ответил пионер. Он забрал из тайника на чердаке свою медаль, перебросил через плечо автомат и лесными тропами подался на Козелякин хутор, где стояли партизаны.
Столяров при встрече не очень ругал Сережу. Ведь на его счету были не только нарушения дисциплины. Были и большие заслуги перед партизанами. Коммунист привел паренька в штабную землянку, представил командиру отряда Ивану Афанасьевичу Панасенкову и попросил оставить в отряде.
— Но ведь мальчику только тринадцать лет.
В это время в землянку вошел комиссар.
— Товарищ комиссар, как вы думаете, можем ли мы принять в отряд этого пионера? — спросил Па- насенков.
Комиссар посмотрел на мальчишку и... бросился обнимать его:
— Сережа! Ты жив! Вот так встреча!
— Политрук Сухоруков! — радостно закричал Сережа.
— Иван Афанасьевич, это же мой разведчик! Помните, я вам рассказывал о нем. Ну, Сережа, где твоя награда?
Мальчик распахнул курточку, и на груди его ярко засияла медаль «За отвагу».
— Так что, комиссар, примем его в отряд?
— Конечно, товарищ командир. Из паренька от-личный боец выйдет! — уверенно сказал комиссар Сухоруков.
Так Сережа Денищенков стал партизаном. Он воевал в отряде «За Родину», потом в отряде особого назначения, которым командовал майор Шестаков. Немало заданий выполнил юный партизан. Он ходил на станцию Сеща на связь к руководителю интернационального подполья Константину Поворо- ву. В Брянске собрал сведения о фашистском аэродроме и заводе, где ремонтировались танки. Советские летчики, получив сведения, добытые Сережей, разбомбили аэродром, уничтожив около 40 самолетов, и вывели из строя завод по ремонту танков.
Задания командования юный разведчик выполнял точно и в срок. Но больше всего он стремился с оружием в руках участвовать в боевых операциях. Вместе с друзьями-партизанами громил вражеские гарнизоны, устраивал засады на дорогах. Однажды четверо партизан, среди которых был и Сережа, обстреляли немецкую машину. Они уничтожили пятерых фашистов и захватили важные документы — план немецких укреплений на участке в две тысячи километров. Эти карты оказали советским воинам большую помощь при освобождении Белоруссии.
В. ГЕРАСИМОВ

Отцовская шинель

В Краснопольской средней школе готовились к открытию историко-краеведческого музея. Следопыты отправлялись в походы по родному краю, писали письма в архивы, обшаривали чердаки своих домов в поисках ценных экспонатов.
...В этот день Вова шел в школу с особым настрое-нием. В руках у него был большой сверток. Переступив порог музея, он положил сверток на стол.
— Это шинель моего папы. В ней он воевал...
Шинель была непривычно маленькая, внутри, на подкладке, видна чернильная надпись «Жаков Алёша».
А вскоре вместе с Вовой пришел в школу Алексей Владимирович Жаков.
В 1941 году Алеша окончил четыре класса. Дождался летних каникул и уехал к сестре в Курскую область. Там его и застала война. В оккупации фашисты расстреляли отца Алеши, погибли его сестра и брат.
— Когда Красная Армия освободила наше село,— вспоминает Алексей Владимирович,— мне было четырнадцать. Любой ценой я рвался на фронт. И уговорил солдат 628-го артиллерийского полка взять меня с собой. С ними получил боевое крещение в Курской битве, под знаменитой Прохоровкой. Потом участвовал в освобождении Киева...
После краткосрочных курсов Алеша Жаков стал фронтовым шофером. На своем «ЗИСе» он подвозил снаряды артиллеристам. Артбригада, куда вошел полк, освобождала Львов, Перемышль, Польшу, Чехословакию, удостоена многих боевых наград. И всегда артиллеристы были довольны своим воспитанником. Не по годам взрослый, парень по горным перевалам и разбитым фронтовым дорогам вовремя подвозил снаряды.
Алешу Жакова наградили медалью «За боевые заслуги», он получил 8 благодарностей за участие в освобождении городов. В мирное время к его боевым наградам прибавился орден Трудового Красного Зна-мени.
Могилевская область,
г. п. Краснополъе.
Л. ЛОБАНОВСКИЙ

Награда за храбрость

Лес дохнул июльской пряной теплотой. Хотелось идти, идти далеко-далеко, наслаждаясь ароматом трав, слушая несмолкаемую разноголосицу леса. Вот и пионерский лагерь. Аккуратные домики
высыпали на опушку и весело выглядывали из зелени, словно грибы красноголовики. Посыпанные гравием дорожки сходились у костровой площадки.
Был послеобеденный час, но в столовой гремели посудой. Слышались голоса дежурных. Проходя мимо, Валентин Дмитриевич в распахнутое окно увидел, как два мальчика перебрасываются каким-то предметом. Неловкое движение одного из ребят — и к ногам гостя падает... кусок хлеба. Валентин Дмитриевич Дончик резко остановился, потом нагнулся и поднял хлеб. Тут его и увидели ребята, и по лагерю разнеслось: приехал! Сын полка приехал!
Пионеры собрались на лесной поляне. Они не-терпеливо ждали встречи, делились впечатлениями:
— Я читал о нем в книжке «Орлята Великой Отечественной ».
— А я — в книге «Медаль за бой, медаль за труд». Обо всех «сынах» там написано. Интересно, что он нам сам расскажет.
Валентин Дмитриевич озадачил ребят: достал из кармана сверток и стал разворачивать. Все с нетер-пением ждали чего-то необыкновенного, а увидели... кусок белого хлеба. Гость спросил:
— Как вы думаете, сколько здесь будет граммов?
Многие переглянулись в недоумении и пожали
плечами: чего это, мол, он про хлеб? Мы про фронт собрались слушать. Про подвиги. Но гость повторил свой вопрос: сколько? Кто-то крикнул: «Кило
грамм!», и спрятался за спины товарищей. Неуместную шутку поддержал одинокий смешок. А Валентин Дмитриевич возразил:
— Нет, килограмма не будет, а граммов двести пятьдесят — наверняка.— И положил хлеб на ладонь, взвешивая.— Две блокадные нормы ленинградца. Да не такого, как этот — чистого, без малейшей примеси, а хлеба военного...
Гость замолчал. Молчали ребята. Только слышно было, как пчелы перелетали с цветка на цветок, стрекотали кузнечики, гудели шмели. Тишину нарушил Валентин Дмитриевич. И ребята услышали рассказ о войне и — хлебе.
В 1943 году Вале Дончику было двенадцать лет. Вместе с мамой он жил в партизанском отряде
имени С. М. Кирова. Немцы озверели: они предприни-мали одну блокаду за другой. Хотели покончить с партизанами, а затем бросить карательные войска на восток, в помощь своим армиям. Чуяли, что не уйти им от возмездия, и потому жестоко сопротивлялись, злобствовали, лютовали. На лес сыпали бомбы. Лес горел. Люди задыхались от дыма и смрада, но не сдавались. Бились партизаны с карателями. Погибали. И страдали оттого, что вместе с ними все тяготы, лишения переносили дети и подростки.
Местом, куда не отваживались сунуться враги, было болото. Сидит Валя на кочке, укрывшись стареньким одеялом. Липкая сырость и холод пронизывают до костей. Голодно. Съеденные замерзшие ягоды калины и клюквы ледяным комком лежат в желудке, и от этого еще холоднее. А как хочется хлеба! Хоть бы корочку. Можно и сухарь. Положить в рот и сосать, как леденец. Он так уже делал не раз.
Валя закрывает глаза, подтягивает острые коленки к самому подбородку, дышит за пазуху, свертывается в клубок. А перед глазами отчим из далекого- предалекого детства. В день зарплаты он приходил с пряниками, конфетами. Пряник растет у Вали на глазах, превращается в большой круг. От него летят искры, и все исчезает. Мальчик вздыхает: нет отчима. Погиб в бою с фашистами. А ему, Вальке, вручили его медаль «Партизану Отечественной войны» I степени, сказали, что заслужил. Ведь он не раз ходил туда, куда ни за что не пройти взрослому. А он маленький, юркнет — и нет его. Командир хвалил Валю за добытые сведения.
...Блокада прорвана. Многих товарищей недосчи-тались партизаны. Отряд шел навстречу раскатам канонад, долетавших с востока. С каждым днем они были все слышнее и слышнее: Советская Армия наступала, гнала фашистов назад.
Когда партизаны соединились с ее частями, уцелевшие, выжившие женщины, старики, дети по-тянулись на свои освобожденные от врагов пепелища. Шла в Медведево и семья Вали.
«Эх, если бы не женщины,— думал Валя о маме и сестренке,— пошел бы и я фашистов лупить. Командир приказал: ты, говорит, мужчина и должен о них позаботиться...»
В поселке Шатилки Валька нашел книжку «Пят-надцатилетний капитан». Захотелось полистать знакомые страницы, но пролетавшие над головой снаряды напомнили: рядом линия фронта, тут наши окопались, а там, по другую сторону реки Березины,— ненавистные фашисты. Эх, сейчас бы их!..
— К-а-а-к шарахнет снаряд! — рассказывал потом Валя матери.— Артиллерийская подготовка началась. Перед наступлением, значит. Мне кто-то кричит: «Ложи-и-сь! Падай, тебе говорят!» Не успел я опомниться, как меня кто-то столкнул в траншею и прикрыл собой. Вот — сухарей дали.
Мать мысленно поблагодарила неизвестных раз-ведчиков, которые спасли ее сына.
...Валя Дончик ушел-таки на фронт. С разведчиками из 65-й армии. Они через Медведево проходили. Потом он был воспитанником 218-го запасного стрелкового полка. И где бы ни находился мальчишка, командиры жалели его, как родного сына берегли. Дважды направляли в суворовское училище, но он возвращался на фронт. Сбежал Валя и из Ташкентского военно-музыкантского училища. В дороге пристал к артиллеристам 1459-го самоходного полка 2-го кавалерийского Гвардейского Краснознаменного орденов Суворова и Кутузова корпуса имени Л. М. Доватора.
Первое, что сделали артиллеристы,— накормили мальчишку. Досыта. С хлебом. А потом стали рас-спрашивать. Валя, как на исповеди, выложил всю правду.
— А еще я умею песни петь, плясать и на гармошке играть,— объявил в заключение новым товарищам, чтобы укрепить свои позиции. Окончательно.
— Да ну? Вот это мы сейчас проверим.
Откуда-то появился баянист, артиллеристы рас-ступились, образуя круг, и Валька остался в центре. Он лукаво сверкнул глазами, похожими на спелые черешни, расправил под ремнем гимнастерку, поправил шапку и — пошел. Пошел, выкидывая такие коленца, которые привели в восторг всех, кто наблюдал за пляской. Под конец «рассыпал дробь», остановился, сорвал с головы шапку и бросил к ногам, словно поставил точку. Артиллеристы вытирали глаза, обнимали симпатичного мальчишку, приговаривая:
— Мо-ло-дец! Ай да молодец! Настоящий артил-лерист.
Полк с боями, освобождая земли Польши, Германии, форсировал Буг, Вислу, Шпрее, Одер, переправлялся через Эльбу. В рядах освободителей шел четырнадцатилетний младший сержант Валентин Дончик. И дошел до Берлина. На одной из колонн рейхстага остался его автограф.
На всю жизнь Валентин запомнил день 4 мая 1945 г. А было так.
Командир вызвал Валентина и спросил:
— Знаешь, где склад с боеприпасами?
Валька совсем не по-военному утвердительно
кивнул головой.
— Так вот: возьми себе помощника и срочно подбросьте снаряды первой батарее.
— Разрешите нам с Лешей... Виноват! С младшим сержантом Алексеем Резниченко! — попросил Валя, бросив руку к козырьку фуражки.
— Разрешаю,— улыбнулся командир, знавший о дружбе воспитанников полка.
Боеприпасы везли на предельной скорости: их ждали товарищи. Путь преградил полыхавший разбитый дом. Пока огибали его, пламя лизнуло борт грузовика... Шофер круто взял вправо. Валя в заднее окошко кабины увидел огненный шлейф. Сообразив, в чем дело, крикнул водителю:
— Стой! Снаряды... Лешка, за мной!
Они выпрыгнули из машины. Что делать? Шине-ели! Ребята стали сбивать пламя шинелями, но огненные языки жгли руки, лицо, выбивались то тут, то там, словно дразнили...
Пройдет много лет, прежде чем фронтовые братья осознают, что могло бы случиться с ними в Берлине, когда Победа была так близка.
В тот день Валю и Лешу представили к награде.
Из наградного листа:
«Воспитанник Дончик, находясь в частях дейст-вующей армии, показал себя дисциплинированным, исполнительным. В бою под огнем противника ведет себя мужественно.
В период боевых действий против немецких за-хватчиков на территории Германии непрерывно
находился в боевых порядках батарей и неоднократно под артиллерийским и минометным огнем противника выполнял боевые задания по передаче распоряжений и приказов командования.
За храбрость и мужество, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, достоин правительственной награды — медали «За отвагу».
Командир 1459-го самоходного артиллерийского полка гвардии майор Тужилин».
Это была вторая боевая награда Валентина Дон- чика, а всего их у него — десять.
А Силантьевич, полковой повар, наградил ребят по-своему. Испек им пирог. С начинкой. Со всякими украшениями из теста и с надписью — такой же, как на медали. Даже есть его было жалко.
Как вспоминал Валька вкус того пирога после войны, когда мама приносила черный хлеб, полученный по карточкам в магазине, и нарезала его тоненькими ломтиками... Добавки не полагалось.
На уроке русского языка, когда проходили части речи, Валя открыл для себя, что «хлеб» — имя существительное. «Конечно же, хлеб — имя сущест-вительное,— думал он.— Человек без хлеба не проживет. Не просуществует».
Прошли годы. Валентин окончил школу, пошел работать и на первую получку купил... хлеба и халвы.
После окончания вуза Валентин стал хорошим журналистом. В своих корреспонденциях и очерках писал о героях войны, о хлебе и тех, кто его растит.
Свою беседу в отряде однажды при мне он закончил так: «Хлеб надо беречь. Это труд народа. Ценность. Каждый сбереженный вами кусок будет вкладом в наше общее богатство.— Он улыбнулся пионерам и добавил:
— Потому что хлеб — имя существительное».
Л. ГОЛОВАНОВА

До последней минуты

Просим зачислить в списки батальона белорусских орлят юного пионера, подпольщика Сашу Дорошевича.
Двенадцатилетний Саша погиб на станции Бара-новичи, выполняя боевое задание. Вот что мы узнали о его подвиге из книги Героя Советского Союза Н. И. Черного «Данные достоверны».
«В теплый весенний день Саша Дорошевич вышел из дому с магнитной миной в кармане. Механизм должен был сработать через три часа. В тот день на станцию прибыл воинский эшелон оккупантов, и все платформы забила солдатня.
Саша долго выжидал у отца в диспетчерской, несколько раз возвращался на перрон. Попытался спуститься на пути, но его прогнали.
Отец заметил волнение сына.
— Мина,— прошептал Саша.— Ставил на взрыв через три часа, а уже два прошло.
— Уходи,— велел отец.— Немедленно. Сейчас прибывает еще один эшелон. Сегодня не удастся.
Саша не ушел со станции. Не хотелось, чтобы мина пропадала зря. Он знал, с каким трудом добывали ее подпольщики.
К станции подошел состав с цистернами.
До взрыва оставалось пятнадцать минут. Еще можно было уйти, оставив мину где-нибудь возле станции.
Саша пробрался на перрон. Здесь по-прежнему было много гитлеровцев. Состав стоял вплотную к платформе. Он вскочил на лесенку, приделанную к цистерне.
— Цурюк! — закричали ему.— Цурюк!
Саше оставалось только прилепить мину и спрыгнуть. Видимо, мальчик сильно ударил мину о железный корпус цистерны, а механизм, когда время на исходе, становится чувствителен к любому толчку...
Очевидцы рассказывали: это было страшное зрелище. Взрывом разметало фашистов, стоявших на перроне. Полыхающим бензином обдало здание вокзала, оно загорелось. Вспыхнули соседние эшелоны. Несколько сотен солдат и офицеров потеряли оккупанты на вокзале в Барановичах в тот солнечный день весны сорок третьего года».
Красные следопыты. Полторановичской СШ Пинского района
Ванина характеристика
Многие мальчишки мечтали поступить в эту спе-циальную среднюю школу. Предметы в ней изучали те же, что и в обычных школах, но ее выпускников принимали в авиационное училище.
Сдавал вступительные экзамены и Ваня Дубиц- кий. Лучше всех сдал, а в школу его не берут. Ха-рактеристики нет у мальчика.
— Почему же ты не взял характеристику в своей деревне? — спросил подполковник из приемной ко-миссии.
— Нет больше моей деревни,— ответил Ваня.— Ее фашисты сожгли вместе с жителями. И маму мою, и сестричек, и братьев маленьких сожгли... Я один остался.
Подполковник прошел всю войну, много смертей видел. Но историю Вани Дубицкого не мог спокойно слушать.
Это случилось в марте 1943 г. Было Ване тогда одиннадцать лет. Деревню Писаревичи, где жили Дубицкие, окружили каратели. Они загнали людей в несколько сараев и подожгли. Тех, кто пытался убежать огородами, расстреливали из пулеметов.
Ваня спрятался в сарае возле своего дома. Фашисты заметили, как он туда пробирался, и бросились следом. Ворвались, едва Ваня зарылся в сено, и стали кричать, чтобы мальчик выходил на улицу. Потом принялись прощупывать сено штыками.
Страшные жала проходили совсем рядом: то около лица скользнет лезвие, то руки коснется. Хотелось кричать от страха, но Ваня молчал, словно онемел.
Не обнаружил себя мальчик и тогда, когда фашисты начали стрелять. Одна пуля прошла около бедра, другая обожгла висок. Фашисты подожгли сарай. Разбушевался огонь, загорелась камышовая крыша. Надо бежать!
Ваня выбрался на улицу и попал в клубы дыма, стлавшегося по земле. В дымном облаке он добрался до забора. Хотел перелезть, но с улицы послышались крики фашистов и выстрел. Пуля просвистела над головой. Ваня упал на землю. Смотрит — рядом погреб. Пока гитлеровец огибал дом, мальчик юркнул в погреб. Там и просидел до ночи. С улицы, из горящих домов долго доносились леденящие душу крики людей...
Рассказывал Ваня эту историю, и опять ему страшно становилось.
Подполковник погладил мальчика по голове, спросил:
— Что же с тобой дальше было?
— Попал к партизанам. Разведчиком стал. В гар-низоны фашистские ходил.
— После всего, что ты пережил, страшно было в разведке?
— Очень страшно. Но я ненавидел фашистов и мстил им. За маму, за всех, кого сожгли. А в разведке мне везло. Только однажды чуть не угодил в лапы к фашистам.
А было это так.
Вместе с партизаном Алексеем Соротником Ваня поехал на лошади в деревню Вуда. Надо было узнать, есть ли там оккупанты. Алексей остался на опушке леса, а Ваня пошел в деревню. Увидел гитлеровцев — и повернул назад. Враги стали его преследовать, стрелять вдогонку. Ваня бросился к кустарнику. И вдруг в нескольких метрах от него разорвалась граната. Он почувствовал боль в ноге, но не успел понять, что случилось, как воздушной волной его ударило о ствол дерева. Ваня потерял сознание. Что стало бы с юным партизаном, не подоспей на коне Алексей Соротник...
— Когда пришла наша армия, я лечился в ар-мейском госпитале,— кончая свой рассказ, сказал Ваня.— Где теперь искать тех, кто написал бы мне характеристику,— не знаю.
— А командиры твои! — воскликнул подполков-ник.— Кто был твоим командиром?