Admin

Живописец жизни

Ноги ПОДКАШИВАЛИСЬ, УСТАЛОСТЬ БЫЛА ТАКОЙ, ЧТО КАЗАЛОСЬ, ЕГО УЖЕ НЕТ, ОН УМЕР. Но В РУКАХ БЫ1ЛО ЖИВОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ЖИЗНИ - ЧЕТЫРЕ ЧЕРВОНЦА, ПЛАТА ЗА РАЗГРУЖЕННЫЙ за ночь вагон. Выгружали уголь вдвоём, ЧТОБЫ ЗАРАБОТАТЬ ИМЕННО ЭТИ СОРОК РУБЛЕЙ. Шатаясь, как влюблённый лицеист, он добрёл до книжного магазина и купил давно взлелеянный в мечтах альбом Верещагина.

Пришёл в общежитие, наскоро умылся, переодел рубашку и, выпив три стакана крепкого чая, чтобы не заснуть, отправился на лекции.

Он учился не в Суриковском институте. Хотя, увидев его копию герасимовской «Тройки», знатоки его туда настойчиво направляли... Отец не пустил: «Художник - что за работа для мужика? Даже не думай. Будешь, как я. Только я всю жизнь мантулил, а ты давай в начальники выбивайся».

Отец был вагонным слесарем и искусству не доверял. Был напуган историей, когда Гришина страсть к рисованию чуть не стоила ему работы. В школе был конкурс детских рисунков. Гриша нарисовал портрет вождя народов, сдал его в жюри и, довольный, пошёл в класс на урок. А на перемене его вызвали к директору. У директора сидел парторг.

- Ты рисовал? - он кивнул на портрет на столе.

- Я рисовал! - гордо ответил Гриша.

- Зачем?

- На конкурс!

- Где отец работает?

- На железной дороге.

- Быстро за ним.

... Когда отец вошёл в кабинет директора, парторг, тряся перед ним портретом, закричал шёпотом:

- Ты как сына воспитываешь, лишенец? Ты куда смотришь? Я тебя завтра с работы уволю, чтобы ты пацаном занялся. А то он сегодня Сталина нарисовал, а завтра за Ленина возьмётся?

- У меня жена больная и двое детей на шее, - побледнел отец.

- Иди воспитывай своего портретиста. А мы думать будем!

.Они шли домой, и Гриша первый раз видел, как отец плакал. Одной рукой держал портрет, другой - ухо сына.

С тех пор портреты он писать не любил. А тут учительница литературы стала просить: «Гриша, нарисуй Маяковского. У меня нет большого портрета. Вот, срисуй с маленькой фотографии.»

Мальчишка рисовал всю ночь, чтобы отец не увидел.

А утром, когда, вымотавшись, заснул за столом, проснувшийся отец порвал портрет на кусочки.

Но учительница не успокоилась. Написала отцу записку: «Товарищ Тригорлов! Разрешите Грише нарисовать портреты русских писателей, это нужно для школы!» И дальше шёл список. Отец вздохнул, но согласился. А Гриша, у которого от одного воспоминания о Сталине начинало жечь ухо, нарисовав писателей, больше портреты не писал. Стал пейзажистом. Лишь сорок лет спустя он сделает исключение - для жены и сына.

Закончив школу в 1956-м, Гриша поехал в Новосибирск, поступать в институт инженеров железнодорожного транспорта. Набрал третий по уровню балл и прошёл, выиграв конкурс. «Из семьи железнодорожника? Похвально, похвально!» - одобрил декан на собеседовании. А Гриша ждал, когда закончится процедура зачисления, чтобы отправиться в музей живописи. Когда попал туда, то сердце заныло от того, что увидел. До этого ведь любовался только картинками в учебнике литературы.

Жизнь потекла по строгому уставу. Утром на занятиях чертил чертежи, вечером шёл в музей. Любил картины русских мастеров. Герасимовскую «Тройку», ту самую, копию с которой показывал у себя на станции в клубе им. Кагановича, нашёл в книжном магазине в виде добротно сделанного плаката на глянцевой бумаге, купил и повесил над кроватью. Вечерами слушал лекции о художниках, по выходным ходил на концерты юмористов Шурова и Рыкунина и тенора Виноградова.

Стипендии хватало только на питание. Платили 295 рублей в месяц. Абонемент на день (завтрак, обед, ужин) в столовке института стоил 8 рублей. Кормили сносно, но не густо. На остальное надо было зарабатывать. Излюбленным местом работы был мясокомбинат - там перед разгрузкой вагонов студентам давали в руки по три «калашки» колбасы.

Обмундирования не дали. Поэтому купил себе шинель речника, нашил на неё фирменные железнодорожные пуговицы и носил её с гордостью все пять лет учёбы.

С зарплаты грузчика приобрёл полное собрание альбомов «Русская живопись в музеях РСФСР». А на втором курсе получил подарок судьбы - бесплатный билет на проезд в плацкартном вагоне по территории
Союза. Поехал в Москву. Пять дней провёл в Третьяковке. Но любимую картину нашёл в Русском музее, в Ленинграде. Это был «Портрет графини Строгановой» Маковского. Прекрасное юное лицо вполоборота было так освещено солнечным светом, что казалось живым. Он залюбовался и стоял возле него до тех пор, пока служительницы не прогнали его: «Освобождайте зал, мы закрываемся».

Получив диплом, по распределению отправился в Томскую дистанцию пути. Там и встретил Лиду, которая приехала туда после окончания железнодорожного техникума. Через два месяца они поженились. Им дали комнатушку возле станции Томск-2, со старой печкой, которая вечно дымила. Он работал монтёром пути, а по выходным писал копии мастеров - Шишкина, Куинджи, Поленова...

Через два года его перевели в дорожные мастера. Теперь у него было три бригады, 16 километров пути и один мост. Отцовские мечты начинали сбываться.

Он шёл по карьерной лестнице вверх: стал старшим дорожным мастером, заместителем и начальником дистанции пути. А там родился сын Женечка. В сорок лет его произвели в «генералы» - назначили директором шпалопропиточного завода.

Отец ликовал, Лида тоже была довольна, а он, получив свободу строить на территории предприятия всё, что хотел, развернулся и стал возводить свой завод, как Пётр - город на Неве. Благо он ему достался после пожара - сгорело почти всё.

Нарисовал эскизы кирпичных благоустроенных домов для рабочих, сам произвёл все расчёты, руководил строительством тоже сам. Потом занялся производственными помещениями. Вместо будок из старых шпал

построил кирпичные уютные домики. В новом здании заводоуправления два этажа отдал под общежитие для малосемейных, чтобы привлечь на работу кадры. Даже остановку рядом с заводом, и ту перестроил (списал один в один с увиденной в Уфе).

Занялся и условиями труда. Когда увидел, что рабочие вручную обставляют борта вагонов стокилограммовыми шпалами, засел на трое суток в кабинете и вышел оттуда с готовым чертежом. Позже получил патент на изобретение «устройства для вертикальной обставки шпал». Это была специальная конструкция, которая устанавливалась краном в вагон и сама ставила шпалы вертикально. Пока ждали разрешения это устройство применять, рабочие уже его обкатали. «Добре, Григорий Иванович», - радовался отец, приехавший посмотреть на бурную деятельность сына.

Тригорлов знал, что полки магазинов пустуют, и хорошо помнил время, когда сам жил впроголодь. Решил эту проблему просто. Шпалы были нужны многим, и он, обеспечив в первую очередь железную дорогу, остальным покупателям предлагал бартер. Менял шпалы на продукты, которыми снабжал своих рабочих. Коробками выдавал консервы, мешками - сахар. Сахар - для заготовок с дачи, которые составляли основу продовольственного запаса рабочей семьи.

Но главный проект его был впереди. За территорией завода задумал построить Дом культуры для ветеранов. Райисполком дал разрешение. Строительство велось по старому принципу: «Вам нужны шпалы? Меняем на кирпичи». А когда здание было уже выведено под крышу, Тригорлов обратился к заводчанам с предложением сделать из него. храм. Никто не возражал. Было начало 90-х. «Как тревога, так до Бога». Время действительно было тревожное. Не зря ведь окрестят потом эти года «лихими».

Деньги на икону Сергия Радонежского он отдал личные - три тысячи рублей, премию от начальства на юбилей. Через пару лет получил патриаршую грамоту: «Благословение за усердные труды во славу святой Церкви», подписанную Алексием Вторым.

А потом Тригорлов ушёл на пенсию. Пенсия у него была тогда - одна тысяча рублей. Сейчас - одиннадцать. За вычетом коммуналки остаётся шесть. С этого года Тригорлов, почётный железнодорожник, награждённый орденом «Знак Почёта», не читает газету «Гудок». Завод, в который он вложил столько сил и души, подписки его лишил из экономии.

Сегодня ничто не мешает Григорию Ивановичу рисовать. Живописью он поддерживает семью - сдаёт свои работы в магазин «Художник», а вырученные деньги тратит на лекарства жене. В ноябре у них с Лидой - золотая свадьба. В областном художественном музее прошли уже три его персональные выставки. «Мы впервые предоставляем залы непрофессиональному художнику. Он открыл нам много нового. Даже мы, специалисты, до знакомства с Тригорловым не все знали о таких мастерах кисти, как Клевер и Гермешев», - заметила директор музея Надежда Боровинских.

Репродукции этих художников Тригорлов нашёл в Ленинграде, в букинистическом магазине. Вёл переписку и с коллекционерами, они тоже что-то присылали в Томск. Писал он и копии, и собственные картины. Особенно всем нравится одна из его последних работ «Настали ненастные дни».

Храм Сергия Радонежского, построенный им, всегда полон народу. Но сам Тригорлов теперь бывает здесь редко.

Веста Боровикова
Томск

__________________
Телеграм-канал ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИК

Если у вас возникли вопросы по работе сайте - пишите на почту admin@scbist.com