Эхо Саланга

Эхо Саланга

Майор В. ТРУСОВ, капитан В. МАЙОРОВ

Сейчас о войне в Афганистане пишется много. И точки зрения высказываются разные. Однако, несмотря на их противоречивость, несомненно одно — абсолютное большинство советских воинов демонстрировали образцы самоотверженности. Пример тому — подвиг офицеров А. Голованова, удостоенного в июне 1989 года звания Героя Советского Союза (посмертно), и С. Пешеходько, награжденного орденом Ленина (посмертно).

В день похорон полковника Александра Сергеевича Голованова в Сызрани стояла тихая, ясная погода. Звучала траурная музыка. В последний путь боевого офицера провожали курсанты, командиры и преподаватели Сызранского летного училища. Здесь он породнился с небом, выполняя первые самостоятельные полеты. Сюда должен был вернуться после Афганистана для прохождения дальнейшей службы. В безутешном горе склонились мать, жена, сыновья — старший, Валерий, курсант-третьекурсник училища, и маленький Володя. В небе закружили вертолеты, отдавая последние почести воздушному бойцу. Грянул троекратный залп...

В свой последний полет полковник Голованов уходил в ночь на 2 февраля. Настроение было почти праздничным. Наконец-то наступил долгожданный момент перелета домой, который авиаторы смешанного полка, дислоцировавшегося на кабульском аэродроме, мысленно давно уже торопили. К тому времени многие понимали, что кроме бессмысленных жертв «афганская бойня» вряд ли принесет какие-то результаты.

Потому весть о желанном вылете стремглав облетела жилые модули. Авиаторы стали считать часы, оставшиеся до встречи с Родиной. Вместе со всеми радовался и Александр Сергеевич. Улыбка не сходила с его лица. По такому случаю даже надел
новый комбинезон. Вместе с летчиком-оператором Сергеем Пешеходь-ко он должен был стартовать в небо первым. Таково почетное и ответственное право лидера, вожака крылатого строя.

— Рядом с командиром, — вспоминает подполковник Анатолий Николаевич Акимов, — я находился до самого его отлета. Мне предстояло вести вторую группу вертолетов. Разрешение на вылет долго не давали. Потом команда все-таки поступила. Он сказал: «Акимов, мне дали «добро». Так что действуй по плану». Крепкое рукопожатие, обмен пожеланиями счастливого полета — и через несколько минут Ми-24 уже набрал высоту над аэродромом. Полет, судя по радиообмену, проходил благополучно. Если нас что-то и беспокоило, то лишь плохая видимость и болтанка, возникшая из-за сильных порывов ветра. Но в мастерстве командира полка никто не сомневался. И когда на запрос КП, прошел ли он перевал, Голованов ответил: «Подхожу к перевалу. До встречи за «ленточкой», отлегло от сердца.

Неожиданно его вызвал на командный пункт заместитель командира полка по летной подготовке подполковник П. Гущин. Оказалось, пропала связь с Головановым. Тут же послали самолет-ретранслятор, который стал в круг над Салангом. У Гущина и Акимова теплилась на дежда: возможно, из-за плохой по годы командир сел в Ваграме. Но почему тогда нет ответов на запросы? Упорно гнали от себя мысль, что случилось самое худшее. А время шло, ничего не проясняя.

С самолета-ретранслятора пожаров на перевале не наблюдалось. Акимов доложил свои соображения о случившемся командующему ВВС армии генерал-майору авиации Д. Романю-ку. А тем временем перевал стало закрывать облачностью. Разыгралась пурга, которая стихла только через трое суток. Потом стремительная оттепель, за ней вновь выпал снег. Границу полк пересек лишь шестого февраля.

«Красная звезда» писала в те тревожные дни: «Это произошло в ночь на второе февраля. Экипаж вертолета в составе офицеров А. Голованова и С. Пешеходько вышел на разведку маршрута Кабул — Мары. В районе перевала Саланг связь с экипажем прервалась. Вертолет мог быть подбит ракетой мятежников либо, сбившись с курса, врезался в одну из вершин перевала. Жив ли экипаж? Все силы и средства советской авиации в Афганистане брошены на поиск... Не хочется верить, что вертолетчики погибли...»

Да, надеялись на лучшее, хотя пилоты — реалисты в делах летных — понимали: надежда весьма призрачна. Потом стало известно, что вертолет был поражен ракетой мятежников и взорвался в воздухе.

...В Афганистане военный летчик первого класса полковник Голованов поднимался в небо фактически каждый день. Боевая работа не знала выходных. И пока все подчиненные не возвратятся на базу — нет покоя командиру. На войне от груза ответственности нельзя избавиться даже во сне. В сущности, по своей должности он мог бы и не летать так часто — никто бы за это его не упрекнул. Но Голованов понимал, что он наиболее опытный летчик в полку, поэтому самые трудные задания его. Такова командирская доля. Таков долг лидера.

Командиры эскадрилий знали: после постановки задач Голованов непременно спросит, запланировали ли ему задание, — и не дай бог, кто-нибудь по каким-то причинам не сделал этого! Летал на самые опасные участки, где вероятность быть сбитым казалась настолько очевидной, что о другом исходе вроде бы и говорить было бесполезно. И тем не менее... Каждый вылет требовал колоссального нервного и физического напряжения. Нагрузки были на пределе человеческих возможностей.

Авиаторы о нем говорили: счастливый у нас командир. А он и впрямь был везучим, то и дело выбираясь невредимым из самого пекла. Только вот везение это, было рукотворным,

и основывалось оно на профессиональном мастерстве, боевой дерзости, высочайшем летном искусстве, которые помогали одерживать верх над непредсказуемыми обстоятельствами.

Двадцать первого августа 1988 года при вылете на один из высокогорных сторожевых постов был подбит вертолет Ми-24. Пилотировали его капитан Анатолий Литвиненко и летчик-оператор старший лейтенант Александр Мошков. Летчики чудом сумели покинуть пылающую машину. Однако купола парашютов не успели раскрыться: не хватило каких-то пятнадцати — двадцати метров.

В воздух тут же поднялся полковник Голованов. Душманы встретили его вертолет сильным заградительным огнем. Пулеметы били почти в упор. Но командир сумел-таки чабрать тела погибших летчиков л взлететь. Стоило ли ему рисковать в ситуации, когда подчиненным уже нечем было помочь? С точки зрения обывательского рационализма — нет. С позиций высшей нравственности и чести — да. Именно поэтому за тот вылет он был удостоен ордена Красного Знамени.
Тридцатого сентября командир полка шел ведомым в паре. На его глазах «Стингер» поразил ведущий вертолет, и тот взорвался в воздухе. Бешено забилась кровь в висках. Ноги стали ватными. Душа разрывалась от боли — погибли ребята, которых лелеял, как своих сыновей!.. Надо быть человеком редкого самообладания, чтобы все-таки выполнить задание, а на следующий день вновь подняться в небо и лететь туда, где жизнь и смерть в координатах времени разделяют доли секунды.

Однажды после обстрела аэродрома рядом со стоянкой вертолетов начали рваться боеприпасы. Многих машин мог не досчитаться полк, если бы не мужество и хладнокровие полковника Голованова. Он быстро организовал рассредоточение техники. Невзирая на сплошные разрывы, сам садился в кабины, запускал двигатели и выруливал в безопасную зону.

Александр Сергеевич выгодно отличался от некоторых своих коллег— командиров полков тем, что был в центре внимания авиационного коллектива благодаря не лозунгам, призывам или необоснованной требовательности, а конкретным делам, своей неуемной энергии. Как говорится, подчиненные никогда не теряли свой маяк из виду. Например, его виртуозным пилотированием восхищались даже признанные асы.

Военный летчик первого класса майор В. Коньков вспоминает:

— Пилотировал Ми-24 Александр Сергеевич мастерски. А ведь летал на этих машинах всего полтора года! Он меня вывозил,. когда я в Афганистан прибыл. Знал Голованова еще по совместной службе в Забайкалье, где он «степенно» летал на Ми-8. А тут такое закладывал, что мне иной раз становилось не по себе. А как цели поражал! Не случайно ему представление подписали на звание летчик-снайпер. Такой чести далеко не каждый удостаивается. Да что говорить — летчик от бога! Был у него как-то случай. Летел над горами, когда внезапно упала тяга двигателя. Он мгновенно выключил его, тут же запустил и продолжил сопровождение Ми-8.

Рассказ об Александре Сергеевиче только как о летчике получился бы далеко не полным. Это был замечательный человек. Душевный, веселый, общительный. Таким его запомнили все, кто разделял с ним военную судьбу. Его друг и сослуживец по Забайкалью военный летчик первого класса полковник Владимир Анатольевич Баринов поведал нам:

— Редкий был человек. Очень внимательный к нуждам людей. Никогда не дробил личный состав на офицеров, прапорщиков, солдат. Для него все были едины в понимании человеческой сущности. Поэтому люди шли к нему с открытой душой. Когда узнали о его гибели, переживали все, кто с ним когда-нибудь служил.

О полковнике Голованове мы разговаривали со многими, знавшими его по прежней службе в Забайкалье. Здесь он вырос от заместителя командира эскадрильи по политической части до командира полка. Много и самозабвенно летал. Вместе с сослуживцами не раз приходил на помощь населению, спасал людей, народное добро от стихийных бедствий. Несмотря на трудности жизни в отдаленных гарнизонах, никогда не унывал. Растил двух сыновей — наследников неба. В редкие минуты отдыха был незаменимым товарищем, любил добрую шутку, хорошую компанию. Своей искренней человечностью и обаянием оставил добрый след в душах людей.

— С именем этого человека у нас связаны самые лучшие воспоминания, — говорит командующий ВВС в ЗабВО, заслуженный военный летчик СССР генерал-майор авиации Геннадий Петрович Беднов. — Хороший, опытный, заботливый командир. При возвращении из Афганистана Александр Сергеевич Голованов пошел впереди боевого порядка полка. Своей самоотверженностью он, по сути дела, предотвратил попадание подчиненных в сложнейшие условия. Это настоящий командирский подвиг!

...Мы ходим по учебным классам, штабу, стоянке вертолетной части. Здесь он провел несколько лет. Решал многочисленные проблемы, спешил на полеты, возвращался из дальних перелетов домой, где его ждала семья. Казалось, вот-вот откроется дверь и на пороге появится улыбающийся, жизнерадостный полковник Голованов. Трудно поверить, что его нет в живых. Эхо Саланга еще долго будет болью отзываться в наших сердцах.